Мерцающие во тьме

Wisinkala

– Именно такой я ее запомнил-тихо произнес Гархам-спокойной и мечтательной.

Догром по-звериному ревел, Риди и Мирани рыдали, Гархам тоже не сдержал слез, опустив голову и только Асифиэль не плакал. Он стоял с мёртвым выражением лица, с пустым взглядом и молчал.

– Я обещал тебе сестренка-посмотрел он в небо, в надежде увидеть ее лицо.

Светило яркое летнее солнце и небо было невероятно ясное, в день, когда они похоронили Агею.

С тех пор прошло больше месяца, но Асифиэль совершенно выпал из реальности. Его безразличное лицо и холодный взгляд стали родными ему. Он не общался ни с кем. Перестал преподавать

и просто смотрел на небо, целыми днями просиживая на крыше хеде.

Догром тоже был не в себе. С тех пор как они вернулись из города, он ни слова не проронил. И хоть он и был повсюду с ребятами, однако словно отсутствовал. Гархам, видя все это, жутко бесился. Он понимал их обоих. А сделать ничего не мог. Его словно в детство вернули, и оттого озлобленная ухмылка стала все чаще появляться на его лице.

Риди больше не смеялась. Она молча бродила по саду, то ли пытаясь прийти в себя, то ли не зная, что делать.

А Мирани просто всегда была рядом с ним. С Асифиэлем. Он не смотрел на нее не говорил с ней и чаще отсутствовал чем присутствовал в реальности. Но она как незримая тень везде шла следом за ним, ничего не спрашивая, ничего не говоря.

Толмот и Луиза смотрели в окно

– Он сойдет с ума, если ничего не предпринять-прошептала Луиза, вытирая слезы тонким белым платком.

– Оставь его в покое-буркнул Толмот, -этот парень посильнее нас с тобой будет. Ему на долю перепало побольше нашего. Не нам его и понимать.

– Ты ведь знаешь, чем нам грозит его слепая ярость-вздохнула Луиза

– Чем?
– Толмот вдруг взбеленился-Ты как всегда не о нем заботишься! А об общем благе! Вот почему этому парню и всем им бедным выпало столько на долю! Потому что мы не вправе вмешиваться!
– Толмат крепко сжал кулаки- Он даже обратившись в темного покарал лишь виновных. Вспомни-ка Вермона и ту ночь, когда ему объявили о том, что королеву замуж не за него отдадут. Тогда весь замок был разрушен, столько слуг полегло. А Асифиэль....-Толмот снова посмотрел на парня, что сидел на ступенях хеде, уставившись на небо, -он, будучи ослепленный яростью наказал только виновных.

– Но как жестоко.

Толмот выругался:

– Пусть так, но будь я на его месте и отбери они у меня тебя, я бы поступил точно так же, а ведь я всего лишь человек Луиза. Пусть все от него шарахаются, но я всегда говорил и впредь буду, Асифиэль человечнее нас всех. Ибо одному ему ведомо какого это когда ты в вечной борьбе с самим собой, со всеми своими демонами. И всегда в этой борьбе он выбирает свет.

– Да, но...

– Хватит Луиза, мне претит то, что ты относишься к ним как к кроликам неразумным. Если когда-то наступит время последней битвы, именно они Луиза будут нашим спасением, вот увидишь. Мы же, те в ком сейчас ты не видишь никакой угрозы, лишь ничтожества, что будут путаться под их ногами!

Толмот открыл входную дверь и на секунду задержался:

– Да и девочка эта, как не погляди, а не собирается его бросать. Коли он любит, вернется... хотя бы ради нее-и дверь за рыжебородым учителем закрылась.

Луиза посмотрела в окно, на девушку, что сидела на ступенях, рядом с Элем положив голову ему на плечо:

– Видела бы ты Майгари, как выросла твоя дочь. Ты была бы счастлива-грустно вздохнула она-Все было бы иначе.

Каникулы подходили к концу, и адепты стали возвращаться в хеде. Коридоры

ожили, столовая наполнилась людьми. Вернулся, уже позабытый шум и гам. И хоть все стало как прежде. Ребята, что никогда не забудут это лето, стали другими.

Догром стоял на подоконнике своей комнаты на пятом этаже и смотрел на небо, ища среди звезд улыбку любимой.

– Агея-пустой взгляд, на посеревшем лице, поселился давно в глазах Догрома и превратил его в призрака, бесцельно слоняющегося по коридорам хеде. То и дело он переходил через телепорт и стоял у ступеней ее швейной, что сейчас была пуста. На дверях цепи и широкий замок. А он все равно раз за разом возвращается туда и смотрит, а потом бредет к ее могиле, падает на колени и горько плачет. И так изо дня в день, изо дня в день, изо дня в день.

– Помереть решил-раздался голос позади.

– Эль-улыбнулся он. С того самого дня они больше слова друг другу не сказали, да и имел ли он право говорить ему что-то?

– Я так устал Эль. Ее глаза стоят предо мной, я все время вижу ее в толпе, бегу за ней, но она тает в моих руках и я заново понимаю, что не сберег ее. Я обещал, что сделаю ее счастливой-он снова посмотрел на небо.
– Счастливой... Мою Агею. Но вместо этого-Догром вздохнул и замолчал, -думаю нам пора попрощаться.

Асифиэль молчал. Он смотрел в спину мечника, на поникшие плечи некогда могучего воина и молчал.

– Неужели и ты оставишь меня мой друг-тишину разрезали эти слова и Догром вздрогнул. Как же он мечтал услышать это, как же он надеялся, что Асифиэль его простит. Но он и мечтать не смел, что это правда случится. Медленно Догром повернул к нему голову:

– Ты простил меня?

– А ты меня простил?
– спокойный безразличный тон был до боли знаком мечнику. Таким Эль был, когда они впервые встретились, именно он тогда оттаскивал тех тварей от Агеи. Тогда-то он и увидел темное обличье Эля, и впервые увидел ее прекрасные глаза. Они были точной копией глаз Эля, но взгляд, взгляд был совершенно иной.

Однако Эль менялся, медленно оттаивал и в конце концов смог довериться Догрому и искренне улыбнуться. И вот словно не было этих четырех лет, перед ним снова тот же холодный и резкий Асифиэль. Руки в карманах брюк, напряженная поза и ледяной мертвый взгляд.

– За что?
– Догром развернулся к Элю полностью и сейчас, стоя на окне смотрел на своего друга.

– Я убил всех, кто представлял твой род.

– Если бы ты не сделал этого, я бы сделал это сам-спокойно произнес Догром.
– Мы с тобой оба прекрасно это знаем.

– И все же.

– Я не в чем тебя не виню!
– закричал Догром.

Асифиэль несколько секунд молча смотрел на этого мечника и ответил:

– И я тебя

Догром вздрогнул. Слезы вновь наполнили и без того больные красные глаза. Он хотел спуститься, но неудачно шагнув, понял, что сейчас полетит вниз. Падая, он увидел, как поменялся взгляд Эля, то мертвое выражение сменилось гримасой ужаса, и крепкая рука схватила его запястье.

Ребята повисли на окне. Асифиэль схватился за подоконник ругаясь всеми только известными ему словами, а Догром улыбался, его улыбка становилась все шире и шире, пока не переросла в громкий гулкий полный боли и отчаяния, но все-таки смех. Асифиэль замолчал и взглянул на хохочущего друга, из глаз которого потекли слезы и сам не смог сдержать горькой улыбки: