Меридианы карты и души
Шрифт:
— Как вы успели все это? — удивилась я.
Вопрос был излишним. «Было бы желание, и звезду с неба достанешь», — говорят в народе. Именно это желание и подвигнуло сестер, у которых не было ни своего автомобиля, ни возможности заказать такси, пуститься ночью на случайной машине в путь и после двухчасовой дороги в последнюю минуту успеть на аэродром.
Когда самолет поднялся в небо, я еще долго-долго удерживала в глазах их облик и думала: эти отказавшиеся от всего, приехавшие в далекие, незнакомые места женщины — сестра Арусяк, сестра Рипсимэ, сестра Мелинэ, сестра Лоренция, сестра Зепюр
7 мая, Ленинакан
Сегодня здесь, в Ленинакане, в пединституте, мой вечер, на который я приехала со своими канадскими друзьями, гостящими в Ереване, — Суреном и Эльдой Аккибритян. Вместе с ними и Беатрис Давтян из Бейрута, безоговорочно влюбленная в Армению, й белое, и серое, и черное в ней видящая только как розовое, моя давняя приятельница.
Привыкшие все обставлять чин чином, ленинаканцы прислали за нами две машины. В первой я, Сурен, Эль-да и Беатрис.
— Что за люди эти ереванцы! С утра осаждают мой номер: «Сурен, пойдем к нам», «Сурен, вот тебе машина, катайся себе вволю», «Сурен, обедаете вы у нас»… Господи, у меня же всего один желудок! — с каким-то даже удовольствием жалуется Сурен.
— Хоть поясница у меня и разболелась, — мягким, певучим голосом объясняет Беатрис, — но Ленинакан ни за что не пропущу. Говорят, это очень самобытный, артистичный город.
Дорогу ремонтировали и в этот раз. Как ни лезли из кожи водители, пришлось изрядно попрыгать, потрястись на ухабах и щебенке. Так что, пока добрались до ровного Аштаракского шоссе, кости в пояснице Беатрис, как говорится, встали на свои места.
— Какие отличные водители в Армении, умельцы! — тем не менее восторгалась Беатрис. — За границей, если попадешь на такую дорогу, машина разобьется в пух и прах.
Свернули к Уджану, к памятнику полководцу Андранику, и поскольку дом Алмаст прямо у дороги, невозможно было его миновать.
Давненько не была я здесь. За это время Алмаст женила сына, привела в дом невестку, теперь ждет внука. Обставила только комнату молодоженам, а в столовой по-прежнему одна тахта, старый стол и расшатанный книжный шкаф. Но на этот старый стол мгновенно ложится свежий хлеб — лаваш, пахнущий тондиром, овечий сыр, ставится мацун, ореховое варенье и, разумеется, коньяк. Все щедро, обильно. Так велики вазы, что, сдается, в них не редкостное ореховое варенье, а сливы только что из сада.
— Тикин Сильва, ну как же так, — огорчается Алмаст, — почему не дала знать? Мисак, беги зарежь курицу!
Еле удерживаю мужа Алмаст, объясняю, что в Ленинакане ждут, нужно спешить. Однако гости так уютно устроились, с таким аппетитом уписывают мацун и лаваш, как будто это и есть наш конечный пункт. Наконец удается выбраться из гостеприимного дома, снова сесть в машины и втиснуться в каменистые ущелья Талина. За Талином следуют Артик, Маралик с их большими и малыми селами.
— Какие хорошие новые названия вы нашли для сел, —
У въезда в Ленинакан на обочине машины и люди.
— Что такое? Авария? — беспокоятся мои гости.
— Да нет. Просто ваши паспорта должны проверить. Захватили с собой?
Они растерянно смотрят на меня.
— Что же ты не сказала? Ничего мы не взяли…
— Как это так не взяли? Где ж это видано, чтобы без документов пускаться в путь? — повышаю я голос.
— Да, но… Как же быть теперь?..
Наши машины останавливаются. От группы людей отделяются несколько молоденьких девушек, подбегают к нам и вручают гостям цветы.
— Ну и Сильва, порядком напугала нас! — с облегчением вздыхают друзья.
Студенты и преподаватели института приехали, чтобы встретить нас на полдороге. Тут же, «на подступах к Ленинакану», происходит перераспределение пассажиров, и наш кортеж, уже многомашинный, движется к Ленинакану.
— Что за прекрасный город Ленинакан, — едва въехав, захлебывается Беатрис, — ничем не хуже Еревана!
— Еще бы! Еревану ползти и ползти до нас, — устами водителя глаголет сам «город-отец», как величают его леиинаканцы, наперекор «городу-матери» Еревану. — Город — это Ленинакан и еще чуточку Ленинград, все остальное не в счет!
— Вы родом отсюда? — вежливо интересуется Беатрис.
— А откуда еще может быть человек?! Ты же ничего еще не видела! Останешься здесь на несколько дней — и привет-поклон твоему Бейруту… Дай свой адрес, мужу телеграмму отобью, а то жаль горемыку…
Насколько леиинаканцы любят пошутить, прихвастнуть, любят острое словцо, настолько же умеют они грустить и мечтать, любить поэзию, песню, жить ими. В переполненном зале института, будто из горнила, доносится жаркое дыхание людей. Они выходили, читали стихи, пели, и в словах, и в голосе звучала такая любовь к прекрасному, к искусству!
После вечера зашли посидеть в ресторан «Ван», и через несколько минут то с того, то с другого стола нам стали посылать вазы с фруктами, шампанское. Мы пригласили присоединиться к нам.
— Добро пожаловать, дорогая сестренка! За твое здоровье. У тебя здесь всегда самое теплое место на печи… А этот бокал за наших импортных сестёр… Назови себя, брат, подари нам свое имя!.. Сурен? Смотри, как его зовут! Звенит прямо. Где живешь?.. Монреаль? Это еще что такое? Слушай, чего это вы забрались к черту на кулички, раз есть на свете Ленинакан?.. Ладно, ладно, не пускай слезу! Здесь тоже твой дом, братец Сурен. Видишь тех ребят за столами? Все горой встанут за тебя, в обиду не дадут… За твое драгоценное здоровье, брат Сурен!
В гостинице мои гости допоздна не могли уснуть.
— Какой потрясающий народ у нас на родине! Алмаст, ее семья, леиинаканцы… Какие красивые мужчины здесь, какие воспитанные! На наших бейрутских уже и глядеть не хочется. Приеду, так и объявлю, — все сгущает и сгущает свое «розовое» Беатрис.
— Я думала, — подхватывает Эльда, — что ваших поэтов так чтят именно в спюрке, когда они гостят у нас. Оказывается, тут больше. Как ценят искусство! Как знают стихи! Как уважают!.. Ты счастливая, Сильва. Какое богатство у тебя!