Меридианы карты и души
Шрифт:
— Я хочу тебя спросить: правда, что ты пригласила секретаря ООН в Армению?
— Я?!
— Да, ты… И он согласился, должен скоро приехать. Почему скрываешь? Это же написано в газетах спюрка.
А два дня спустя ко мне опять же на улице подошел мой давний знакомец старик, уроженец Муша, и е надеждой спросил о том же.
Я догадываюсь, что вопрос его — отзвук местных легенд о более чем мимолетной встрече тогда, на банкете в «Балтиморе». Ведь об этом Левон Кешишян написал свою «тысячу и одну ночь» и опубликовал в спюрке под самыми сенсационными заголовками и формулировками, вроде: «На традиционном годичном обеде ООН присутствовали Сильва Капутикян и Камо Удумян»,
До каких пор наша неисправимая фантазия рядом с однозначной цифрой будет ставить бесчисленное множество нулей?
В Нью-Йорке, когда мы подошли к зданию ООН, мне бросилась в глаза величественная скульптура. На постаменте, устремленной ввысь каменной глыбе, посреди круглое, как зрачок, отверстие. Оно показалось мне символом Организации Объединенных Наций, которая недремлющим оком должна следить за тем, чтобы прочными были мир и справедливость на земле… Видит ли это око мушского старика — единственную уцелевшую ветвь большого родословного дерева, старика, в сердце которого вот уже столько лет тлеет боль и тоска по родным местам?..
26 апреля, Егвард
Наша машина — в самой сердцевине Манхаттана, и хоть над ним и сереет полоской небо, все равно небоскребы, тянущиеся ввысь, создают впечатление, что это не улица, а туннель. Медленно, завязнув в пестром клубке машин, то останавливаясь, то чуть-чуть увеличивая скорость, мы наконец добрались до 33-й стрит, до гостиницы «Мэк Алпнн». Я собралась уже выйти из машины, но мои спутники решили подкатить прямо к входу. И что же? Этот переезд с одной стороны улицы на другую, который пешком можно было одолеть за одну минуту, длился около часа… Бедная Алис, сидящая за рулем, измучилась, кружа вокруг да около гостиницы. Время уже близилось к пяти, начался час «пик», и не то что яблоку — иголке в этой гуще машин упасть было некуда.
Наконец я все же в гостинице. Семнадцатый этаж, уютный двухкомнатный номер с одним, правда, существенным «пятном». Подтвердить истину, что и на солнце бывают пятна, в данном случае я не могла бы, так как в моем номере солнца не было никогда. Окна выходили во двор, и прямо на носу у моего окна стена такого же высокого дома. Декабрьский и без того тусклый свет бессилен проникнуть в комнату. Как бы там ни было, в этом тихом номере я отдохнула до вечера. Потом с торжественного ужина, созванного в ресторане «Дарданеллы», началась моя американская жизнь.
Я с умыслом употребила слово «созванный», ибо в Америке подобные обеды и ужины равнозначны собраниям, конференциям, съездам и прочим солидным мероприятиям. А прилагательное «равнозначны» здесь не совсем точно, потому что когда я сказала, что предпочитаю просто литературные вечера, без всяких церемоний, друзья мне совершенно серьезно объяснили:
— Не будет банкета — никто не придет, ты еще не знаешь этих американцев.
Сегодняшний ужин был просто ужином, первым, как говорится, знакомством.
За столом люди из всех здешних армянских кругов. Среди них Ваган Казарян и Шушаник Шагинян. Казарян, редактор прогрессивной газеты «Лрабер» («Вестник»), приложил несказанные усилия, чтобы переправить гостью, то есть меня, из Канады в Америку. Я даже не представляла, что оказалась такой «нетранспортабельной». Приглашения «Армянского прогрессивного союза» было недостаточно. Требовалось еще кое-что другое. Среди прочих формальностей в Монреале для получения американской визы я заполнила анкету, в которой еще не успели
Вот эту-то задачу и решили братья Шагиняны по распоряжению матери семейства Шушаник Шагинян.
Я знала их давно, познакомились мы в Ереване на ступеньках Матенадарана, когда их семья — отец, мать, двое сыновей, невестки, внуки — заполнила почти всю широкую лестницу. Это знакомство продолжилось, семья не раз приезжала в Ереван, с которым они связаны сердечными и родственными узами.
Тикин Шушаник, уже седая, в летах, в свое время была одной из заметных деятельниц «Армянского прогрессивного союза». Неутомимая, энергичная — такой знали ее в те давние годы. Сейчас она остепенилась, хотя ее волевое лицо говорит о сильном характере. Алис, жена старшего сына, рыжая, с ясными, прозрачными глазами, представляет мне Андраника Шагиняна:
— Пожалуйста, познакомьтесь, мой муж…
— Перед тем, как стать твоим мужем, он был моим сыном, — мгновенно обрывает ее Шушаник, и я сразу вижу, из какого крутого материала скроена эта «свекруха».
Андраник «перед тем, как стать мужем», во время второй мировой войны вместе с братом служил в авиации, а до этого учился в американском колледже. А еще до этого родился в Ереване. Его отец, уроженец Вана, в 1915 году вместе с беженцами добрался до Еревана, там и женился. А потом с группой западных армян переселился в Америку. Здесь стал переплетчиком, а затем открыл маленькую мастерскую — типографию с двумя-тремя машинами. Вечерами, после работы, их дом становился клубом. Приходили друзья, родственники. Сам глава семьи Вагаршак-ага, высокий, плечистый, был еще полон Ваном, песнями, сказаниями, красно-розовым кипением его персиковых садов. Сыновья-школьники Андраник и Геворг, один на скрипке, другой на ванском бубне — дапе, с Жаром подыгрывали песням отца. И стандартный широкооконный домик в штате Нью-Джерси превращался в дедовскую горницу, где в далекие годы гремела лихая пляска айгестанских парней и откуда разносились песни по ночным притихшим улицам Вана.
Сейчас Андранику сильно за пятьдесят, он, как и отец, высокий, статный, похожий на него лицом, но уже другой, «цивилизовавшийся». За ужином он сидит чинный, официальный, однако немного погодя, когда застолье разгорелось, когда и гости, и все сидящие решили дать волю своему «исконно ванскому», к нам присоединился и Андраник. И как присоединился! Он знал все венские песни, шутки-прибаутки. Наша эрудиция была уже на излете, а Андраник с братом все еще пели, выкапывали, выуживая из памяти, все новые и новые строки и строфы.
— Это все отец! — хвастает Андраник.
Итак, мой первый вечер в Америке оказался таким армянским за все время пребывания там и таким привычным, что, когда мы вышли из ресторана и на меня навалилась громада города, я на миг опешила — только сейчас сообразила, где мы.
Сели в машину, и, несмотря на усталость, я решила хоть чуточку «подегустировать» Нью-Йорк. Мы проехали по Бродвею, Рокфеллер-центру, Медисон-авеню, сделали остановку в Линкольн-центре, на площади Метрополитен-опера. Но даже эта легкая «дегустация» заняла около часа. Когда мы вернулись, я с удивлением обнаружила, что Шагиняны ждут меня в вестибюле гостиницы. Живя в пригороде, они должны были бы первыми отправиться домой.