Мэрилин Монро. Тайная жизнь самой известной женщины в мире
Шрифт:
Хоть это может показаться странным, Мэрилин действительно приехала на встречу заранее. Шварц нашел ее, закутанную в черно-белый шарф, в черных клетчатых брюках. Она сидела напротив администратора и двух штатных врачей и казалась оптимистичной и полной надежд, по крайней мере вначале. (Заметьте: это вполне могли быть «знаменитые» черно-белые клетчатые брюки JAX, которые можно увидеть на бесчисленных фотографиях. Они просуществовали не меньше двадцати лет — мы их можем видеть даже там, где она фотографировалась как Норма Джин. Она очень часто надевала их.)
«Догадайтесь что? Она уже принимала его, — сказала Мэрилин Шварцу, когда он появился. — Торазин, — добавила Мэрилин
«Во всяком случае, ей давали его», — пояснил один из присутствовавших врачей.
«Что это значит?» — спросила Мэрилин.
Доктор стал объяснять: ведь Мэрилин уже знает, что Глэдис — очень упрямая женщина. Якобы сотрудники часто ловили ее на попытках избежать приема лекарств. Мэрилин сказала, что не понимает, как это возможно. Она думала, что санитарка будет стоять напротив Глэдис и ждать, пока та не примет таблетки. Оказалось, что некоторые сотрудники действительно смотрели, как она закидывает таблетки в рот, и ждали, пока она не выпьет чашку воды. Глэдис даже приказывали открыть рот, чтобы убедиться, что он пуст. Однако оказалось, что ей мастерски удалось быстро пропихнуть таблетки между языком и щекой. По крайней мере, персонал был уверен в этом хотя бы потому, что на нее не действовало ни одно из тех лекарств, которые, как предполагалось, она принимала. «Она не может так делать, — сказала Мэрилин. — Вы просто не должны позволять ей это». Тогда доктор сказал, что это происходит всегда. И когда он спрашивал Глэдис об этом, она ответила, что один или два раза она действительно выпила лекарство, и это «остановило голоса в ее голове», «а потом она стала пропускать прием». Следовательно, она не будет пить лекарства, заключил он, и, «если кто-нибудь не хочет получать помощь, ему невозможно помочь».
Это заявление разозлило Мэрилин. «Она недостаточно здорова, чтобы понимать, что нуждается в помощи, — сказала она. — Почему бы вам не колоть ей лекарства? Это она не сможет выплюнуть».
Доктора, кажется, нашли это предложение абсурдным. Они ответили, что работники этого учреждения не назначают лекарства внутривенно. Если пациенту необходим такой вид лечения, о котором она говорит, тогда ей следует лечиться где-то в другом месте. «Значит, она там будет, — стала угрожать Мэрилин. — Просто скажите мне, куда забрать ее».
Тогда один из докторов сказал Мэрилин, что после особенно сильных приступов или угроз самоубийства Глэдис действительно несколько раз перевозили в другие учреждения. Однако после внутривенного введения ей различных препаратов в течение нескольких дней, как только самочувствие Глэдис улучшалось, ее всегда возвращали назад, в «Рок-Хэйвен». Он сказал, что удивлен тем, что Мэрилин не знает об этом. Возможно, он имел в виду недавнюю попытку Глэдис покончить жизнь самоубийством. «Знали бы вы, как я удивлена!» — ответила Мэрилин, на этот раз очень расстроенно.
«Вы же не хотите, чтобы остаток жизни она провела в больнице, не правда ли?» — спросил он.
«Что именно вы называете этим словом?» — бросила в ответ Мэрилин.
«Для вашей матери, — ответил он, — это ее дом».
Мэрилин не знала, как ответить на это. По воспоминаниям доктора Шварца, ее очень возмутило, что персонал клиники так равнодушно относился к тому, что Глэдис отказывалась принимать лекарства. К тому же, похоже, когда они рассказывали о лечении Глэдис в других учреждениях, они напомнили Мэрилин о ее собственном пребывании в Пэйн-Уитни. Больше всего она не хотела сделать жизнь своей матери еще более тяжелой, чем она уже была, поэтому она решила, что не будет увозить свою мать из «Рок-Хэйвен», а вместо этого
Медсестра отвела Мэрилин и доктора Шварца в парк. Парк этого учреждения запомнился ему сельским пейзажем, с широкими, хорошо подстриженными газонами и множеством лужаек, где в тени дубов пациенты могли отдохнуть и прогуляться. Они нашли Глэдис, сидящую за столом для пикника, на шее у нее была наброшена меховая накидка. Это была маленькая хрупкая женщина с серебряными волосами, зачесанными назад и связанными в маленький узел простой резинкой. Доктор Шварц вспоминал, что, увидев ее, он подумал, насколько она похожа на Мэрилин, какой она могла бы стать в возрасте шестидесяти двух лет. Более того, он рассказывал: позднее Мэрилин признавалась, что, когда она увидела свою мать, она испытала сильное и неожиданное захлестнувшее ее чувство мучительно-сладкой ностальгии. На столе перед Глэдис лежал большой ридикюль. Казалось, она ищет что-то внутри. Мэрилин осторожно приблизилась. «Мама?»
«Я здесь», — громко сказала Глэдис, как будто медсестра проводила перекличку.
Мэрилин села напротив матери. «Мама, я бы хотела познакомить тебя с моим другом, — сказала она. — Это доктор Шварц».
Доктор Шварц отчетливо помнит, как Глэдис мгновенно подтянула ридикюль к себе.
«Вы новенький, — сказала Глэдис, подозрительно оглядывая посетителя. Затем, повернувшись к дочери, она добавила: — Я не знаю его».
Мэрилин стала объяснять матери, что они с доктором пришли, чтобы сказать ей что-то очень важное. Она посмотрела на доктора и сказала ему: «Меня она не будет слушать, так что вы ей скажите».
Повисла неловкая пауза, во время которой Мэрилин явно ждала, что доктор начнет объяснять Глэдис, почему ей следует принимать лекарства. «Это было несколько дико, — вспоминал он много лет спустя. — Я не был психотерапевтом, я даже не был ее врачом, но она [Мэрилин] была в отчаянии, так что я очень старался».
Доктор говорил Глэдис о том, как важно принимать таблетки, но делал это в основном для Мэрилин. Пока он говорил, Глэдис продолжала рыться в ридикюле. Когда он закончил, Глэдис посмотрела на него и спросила: «А вы что, врач?» «Да», — ответил он. «Хорошо, я помолюсь за вас, а вы можете помолиться за меня, — сказала она многозначительно. — Это более эффективно, чем что-либо другое. Норма Джин знает это».
«Нет, мама, нет», — настаивала Мэрилин. Она стала говорить, что, возможно, они все ошибались в отношении христианской науки, так как ни один из них до сих пор не был исцелен этой религией. Она сказала, что теперь верит, что им нужна не только вера — им также необходимы медицинские препараты. Затем она коротко объяснила, что ей тоже последнее время очень нелегко — она, возможно, имела в виду свое пребывание в Пэйн-Уитни — и что сейчас она искренне верит, что им обеим обязательно поможет торазин.
Глэдис слушала с интересом, пока Мэрилин не кончила говорить. Затем Глэдис посмотрела на Шварца. «Я не знаю, что вы вбили в голову этой бедной девочке, — сказала она, — но Норма Джин знает, что путь на небеса лежит через молитву и набожность».
«Но, может быть, эти лекарства и есть ответ на твои молитвы, — сказала Мэрилин. — Наши молитвы». Она продолжала умолять свою мать так неистово, так страстно, что вскоре начала плакать. «Почему ты не можешь послушаться меня, хотя бы один раз?» — говорила она сквозь слезы. Она сказала, что, после всех этих лет, она наконец осознала, какой мучительной была жизнь Глэдис, и что она хочет помочь ей. «Пожалуйста, я никогда не просила тебя ни о чем, — продолжала она, — но сейчас я умоляю тебя».