Мертвая хватка
Шрифт:
— Патриарх Ким, — снизошел до объяснений прокурор. — Мое присутствие на мероприятии обязательно.
— То есть ты едешь? — столь же искренне обрадовался Гаральд. Виктор, еще настроенный на чтение эманаций, в очередной раз убедился в том, что это чистейшее совпадение, а не попытка любым способом вытащить его «на природу», даже если для этого придется сговориться с Кимом. Да и попробуй с ним сговорись, с этим упертым стариканом.
— Ты уже все понял, мой догадливый друг. Да, я еду, — кивнул Виктор. — Можешь начинать радоваться. Только, наверное, я буду не один.
— Даже так? — Гаральд придвинулся поближе к столу и продемонстрировал высшую степень любопытства. —
— Она тоже пока не в курсе, — усмехнулся Виктор.
— А кто «она»?
— Полагаю, что моя будущая девушка.
Триединая империя, Джалан
Район Фирих, комплекс зданий департамента правоохраны и судейства
Тасита никак не могла сосредоточиться на работе. Буквы в очередном отчете плясали перед глазами, и складываться в понятные строчки не хотели. А отчет требовалось вычитать, прежде чем отправлять начальству. Такая же молодая и красивая коллега сочувственно поглядывала на растерянную оперативницу.
— Не сложилось? — понятливо спросила она, не особо мучаясь этической составляющей этого вопроса.
— Похоже, да. Точнее, нет. Не сложилось.
— Привыкай, — вздохнула девушка, застучала ноготками по клавиатуре, а потом снова отвлеклась и уточнила. — Он знает, где ты работаешь?
— Да, — кивнула Тасита.
— Тогда понятно. Из наших что ли?
— Да, — вдаваться в детали не хотелось.
— Наши часто так делают. Мы для них — имперские шлюхи. Чисто потрахаться, особенно, когда после операции надо напряжение снять — это они всегда пожалуйста. А встречаться… Ну знаешь!
— Знаю. Все будут смотреть и думать: это мужик, чью бабу регулярно отправляют на задания. Трахаться с другими мужиками. И он это терпит.
— Работа у нас такая. Или ты не знала, куда устраивалась?
— Знала. Без вариантов. Я же из Давраха.
— Это многое объясняет, — хмыкнула девушка и поставила чайник. — Уж лучше быть имперской сукой, чем проституткой в борделе для горняков. Здесь хотя бы платят прилично. Ты талантливая, дослужишься до майора, будет хорошая пенсия.
— Если доживу до пенсии.
— Если доживешь. Ну, не нравится эта работа, всегда можешь устроиться санитаркой в больницу.
— Не могу. У меня трое младших, отец в шахте погиб.
— Соболезную, — девушка поставила на стол чашки с кофе и поделилась шоколадкой. — То есть денег на обучение не было. Зарабатывать надо, тянуть на себе семью надо. И выбор профессий для недоучки небогатый. По крайней мере, с твоей внешностью и талантами ты выбрала лучшее из доступного. Что теперь жаловаться? Такова жизнь.
— Я не жалуюсь.
— Ты расстраиваешься из-за какого-то хмыря.
— Нет. Из-за того, что все вот так…
— Привыкай. Или твоя работа, на которой платят за риск и… специфику, или милые отношения. Впрочем, можешь найти себе друида или альва. Они не напрягаются на эту тему.
— Мне не нравятся блондины, — помотала головой Тасита.
— А нам выбирать не приходится. Возьми да перекрась в нужный цвет.
Тасита фыркнула. Не говорить же этой сплетнице, что Виктора она по этой причине и выбрала: он и был наполовину друидом. О чем, если не знаешь, никогда не догадаешься, похож он был просто на массивного человека, каких в империи сотни тысяч. Выдавали его происхождение только тонкие белые прядки в волосах и бороде, и то их можно было принять за особенности природного окраса. Впрочем, с лишними сомнениями быстро было покончено: Тасита влезла в файл его личного дела. Там такая информация указывается детально.
Лорд Коннор был воплощением мультикультурности, о которой в империи только и говорили. Но далеко не каждый был с ней мысленно согласен. Виктору это давалось легко: детство он провел в Альварских горах. До учебы в Военной академии жил в Северной общине друидов. Значит, местные порядки хорошо усвоил и не вкладывал в понятие «отношения» того морализаторского смысла, который любят некоторые люди.
И на это Тасита очень рассчитывала. Когда, скрываясь под действием синего нефрита, самым бессовестным образом считывала его эмоции и отчетливо видела, что она ему нравится и что он боится в этом признаться. Видела, с какой ненавистью к себе он приступил к выполнению плана по «украшению» ее лица и какое всепоглощающее чувство вины испытывал.
Виктор умело скрывал свою истинную натуру и только в азарте погони за контрабандистами умудрился «открыться», позабыв, что рядом с ним — сильный эмпат. Пяти минут Тасите хватило, чтобы считать все, что нужно. Коллеги видели в нем совсем другого человека — несгибаемого, принципиального, немногословного трудягу. Для нее он стал другим — застенчивым, темпераментным, переполненным внутренними переживаниями.
Он ни слова не сказал о ее работе, и, пожалуй, был единственным, кто относился с предельным уважением к ее роли в операции. А после, когда все закончилось, и когда она пришла к нему в кабинет уже не как коллега, а как обычная девушка, помощник прокурора снова решился показать свою скрытую натуру. Темперамент. И очень хорошо спрятанный страх.
Тасита умела делать нужные выводы, поэтому, обозначив свои пожелания, не стала ждать ни продолжения, ни красивых слов — ничего. Мужчинам это важно, принимать решения самостоятельно. Она ушла, оставив его наедине с размышлениями, сделав свою ставку первой.
А потом снова был выезд. И пять дней без связи. Пять мучительно долгих дней, когда Тасита едва держала себя в руках, чтобы не провалиться, потому что ценой провала была смерть. Никогда еще рутинные выезды в привычной роли красивой, но глупой куклы не давались ей так тяжело. Никогда еще она не испытывала такого отвращения к «клиентам», перед кем приходилось танцевать на шесте, оголяться, целовать их морщинистые тела. Никогда ее еще не тошнило от работы.
Пять дней в полном неведении, о чем сейчас думает упрямый и совершенно непредсказуемый Виктор. Чтобы на шестой день выяснить: уже не помощник, а прокурор Коннор.
Она пропустила все. Его торжественное повышение, поздравления, бурную пьянку по этому случаю. С кем он праздновал, может быть, уже нашел другую девушку, менее занятую, способную разделить с ним не только тяготы службы, но и такие редкие, и потому такие бесценные радости?
Измучившись этими вопросами, она уже хотела снова прийти, спросить напрямую — в конце концов, если он такой нерешительный, что еще делать? И теперь терзалась сомнениями, надо ли навязываться? Ну не сыграла ставка, пора это признать.