Мертвая женщина играет на скрипке
Шрифт:
— Если не хочешь отменять планы на вечер, остается найти девочку днем.
Нетта уже минуту размахивала сообщением от Клюси: «Я знаю, как найти Катю!». Я нажал на иконку вызова.
— Антон… и Лайса тут, отлично, — голова Клюси нависала над камерой, сзади не в фокусе — потолок «Макара». — Я знаю, куда ее увели и как.
— И куда же? — спросила Лайса.
— На болота. Но вы ее не найдете без меня.
— Почему это?
— Туда надо идти под землей. Вы заблудитесь без привычки, там крышу сносит.
— А у тебя, значит, не сносит? —
— Я тут родилась и выросла. Лайса, ну ты-то знаешь…
— Не знаю и знать не хочу! — резко ответила полисвумен. — Тронулись вы все на этой мистике болотной!
— Плевать, — отмахнулась Клюся, — у нас очень мало времени. Луна встанет рано, Катя не доживет до вечера.
— Причем тут луна? — удивился я.
— Какая разница! Вы идете? Потому что я — иду! — она отстранилась от камеры и показала зажатую в руке бейсбольную биту.
— Я с тобой, — быстро ответил я, — я не настоящий полицейский, мне можно. Если найдешь еще биту, сыграем вместе.
— Вот же бейсболисты на всю голову… — мрачно сказала Лайса. — Черт с вами, я в команде.
— Я с вами! Это моя сестра! — рвался Виталик. Дочь молчала, но смотрела решительно, так что можно было не сомневаться — если Виталик, то и она.
— И думать забудь! — отбрила его Лайса. — За несовершеннолетних мне погоны оторвут вместе с головой. Этой бейсболистке хотя бы восемнадцать есть.
Я строго посмотрел на дочь. Поджала губы, но не стала спорить. Она упрямая, но совсем не дура.
В памятном подвале «Макара» Клюся уверенно толкнула какую-то облезлую дверь и шагнула в пахнущую плесенью темноту. Чиркнула спичкой, зажгла стоящую на пыльном столе керосинку. Здесь было нечто вроде «детского штаба» — укрытия-схрона, которые организовывали себе дворовые компании в моем детстве, натащив в какой-нибудь укромный уголок ломаной мебели с помоек. Место, где можно укрыться от взрослых, почувствовав себя хоть ненадолго без присмотра.
— Здесь давно никого не было, — сказала Лайса, оглядевшись.
— «Макарские» сюда не ходят. Тут интернет не берет, да и боятся они подземелий.
— А ты, значит, не боишься?
— Я местная, — сказала Клюся так, как будто это все объясняло.
— Погаси, — сказала она Лайсе, включившей яркий электрический фонарь.
— Это еще почему?
— Нельзя тут с электрическим светом. Заблудишься сразу.
— Что за глупости! — возмутилась полисвуман.
— В нем видишь то, что есть, а не то, что нужно, — туманно объяснила девушка. — Просто поверь мне, я знаю.
— А такую можно? — спросил я, доставая из сумки врученную торговкой «блендочку с пипицей». Это оказался каталитический бензиновый фонарь, исполненный в стимпанк-эстетике из стекла и латуни. Потертый и слегка помятый, явно
— Такую — нужно, — с уважением сказала Клюся. — Басая блендочка! Азовка дала?
— Она самая.
— Азовка хупавая.
— Не то слово…
Мы двинулись в темноту коридоров, светя ее керосинкой и моей «блендочкой». Лайса шла за нами, тихо ворча что-то про дикие пещерные предрассудки и невдалых мужиков, которые ведутся на детские страшилки. Я делал вид, что это не про меня.
Вскоре я потерял направление в поворачивающих под неожиданными углами коридорах и понял, что сам отсюда буду выбираться долго. Однако Клюся шла уверенно. Под землей оказалось на удивление сухо, я думал, что идущие под болотом ходы должно подтапливать. По большей части они выложены старым темным кирпичом, но местами просто прорублены в известняковых породах.
— Кто и зачем это копал? — спросил я.
— Никто не знает, — ответила Клюся. — Говорят, они ровесники могильникам, а тем чуть не тысяча лет.
— Особенно вот эта стальная труба выглядит на все десять веков, — язвительно сказала Лайса, показывая на здоровенный круглый зев, куда можно затолкать упитанного бегемота. — При Ярославе Мудром катали.
— Мы под дамбой, — пояснила Клюся, — это мелиораторы воткнули.
— Стоп, — сказала вдруг Лайса. — Тихо. Там кто-то есть.
Мы прислушались — из трубы слышна какая-то возня и сопение. Как будто кто-то ползет и сейчас выползет… Мне даже жутковато стало — черт его знает, что за трубные выползни тут водятся и чем питаются. Или кем.
— Отойдите, — прошептала Лайса.
В руках у нее оказался пистолет. Звуки приближались.
— Выходите, полиция, — сказала она строго.
— Кто-кто? — донеслось из трубы, искаженное металлическим резонансом. — Вы серьезно?
— Еще как серьезно. Выходите. Руки держите на виду.
— Да-да, конечно…
Несмотря на требование держать руки на виду, из трубы первым делом показались ботинки и обтянутая штанами задница.
— Только не надо стрельбы! — сказал Петрович. — Я заранее сдаюсь такой прекрасной даме!
— Что ты здесь делаешь? — поразился я.
— Изучаю матчасть, — ответил он, вытирая об куртку испачканные ржавчиной руки.
— И как ты сюда добрался? — никакой «блендочки» у Петровича не было, обычный светодиодный фонарик.
— Так сверху спустился. Над нами насосный зал дамбы. Я в прошлый раз заметил кое-что интересное. Вот и решил проверить.
— Проникновение со взломом, — нейтральным тоном намекнула Лайса.
— А на чью территорию я проник, мадам, не подскажете? Чьей собственности нанесен ущерб? Кто предъявит претензии? А то я все архивы перерыл — не нашел этого имущества в кадастре. И владельца не нашел. А мне ну очень любопытно, по чьему ведомству это числится. И почему делает то, что оно делает.