Мёртвая зона

Кинг Стивен

Спиртное лилось рекой, и Джонни позволил себе на два бокала больше двух обычных. Наверное, из-за чувств, нахлынувших на него, когда он увидел Сару, а особенно потому, что она приехала со всей семьей. Да и глядя на счастливое лицо Шарлин, Джонни впервые осознал, что Вера Смит окончательно ушла из их жизни. Вскоре после отъезда Хазлеттов он подошел к отцу невесты Гектору Маркстоуну, ощущая в голове приятный шум.

Старик сидел в углу возле остатков свадебного торта, сложив скрюченные артритом пальцы на ручке трости. Одна дужка его темных очков была обмотана черной изоляцией. Рядом стояли две пустые бутылки из-под пива и недопитая

третья. Подавшись вперед, Гектор Маркстоун вгляделся в лицо Джонни.

– Ты – сын Эрба?

– Да, сэр.

Снова пристальный взгляд.

– У тебя неважный вид, мальчик.

– Наверное, слишком поздно ложусь.

– Похоже, тебе нужно отвлечься. Найти для себя развлечение.

– А вы участвовали в Первой мировой? – спросил Джонни, увидев на пиджаке старика медали, в том числе французский крест «За боевые заслуги».

– А как же! – оживился Маркстоун. – Служил под началом Джона Першинга по прозвищу Блэк Джек. Американский экспедиционный корпус, 1917 и 1918 годы. Прошли огонь и воду. И грязь топтали, и дерьмо хлебали. Битва в лесу Белло [15] , мой мальчик. Лес Белло! Сейчас это просто название в учебниках истории. А я был там! И видел, как умирают! И грязь топтали, и дерьмо хлебали, и жизни в окопах свои отдавали.

15

6 июня 1918 г. там состоялось первое крупное германо-американское сражение. Американцы потеряли 1811 человек убитыми и 7000 ранеными.

– Шарлин рассказывала, что ваш сын… ее брат…

– Бадди? Да! Сейчас он приходился бы тебе сводным дядькой. Как мы к нему относились? Думаю, любили. Вообще-то его нарекли Джо, но чуть ли не с самого рождения все звали его Бадди. Для матери Шарлин получение той телеграммы о гибели было первым шагом к могиле.

– Его убили на войне?

– Да. В 1944 году, в местечке Сен-Ло. Совсем близко от леса Белло, во всяком случае, по нашим меркам. Его убила нацистская пуля.

– Я работаю над рукописью. – Джонни чувствовал хмельное удовлетворение от того, что так ловко направил разговор в нужное русло. – Надеюсь, удастся продать ее крупному издательству вроде «Атлантик» или «Харперс»…

– Так ты писатель? – Темные очки уставились на Джонни.

– Надеюсь стать им. – Джонни уже жалел, что затеял этот разговор. – Да, я писатель и пишу в блокнотах по ночам. Пишу о Гитлере.

– О Гитлере? И что же?

– Ну… представьте… представьте на секунду, что с помощью машины времени вы оказались в 1932 году. В Германии. И случайно встретили Гитлера. Вы убили бы его?

Черные очки приблизились вплотную к лицу Джонни, и тот сразу протрезвел, уже не чувствуя себя ни находчивым, ни умным. Казалось, от ответа старика зависела вся его жизнь.

– Ты шутишь, сынок?

– Нет, не шучу.

Гектор Маркстоун снял одну руку с набалдашника трости и сунул ее в карман брюк. Покопавшись там, он вытащил складной нож. За долгие годы пользования рукоять стала гладкой и, пожелтев, напоминала благородную слоновую кость. Второй рукой он с величайшей осторожностью, характерной для артритиков, открыл одно лезвие. Оно зловеще блеснуло в ярком свете зала приемов. В 1917 году этот нож совершил путешествие во Францию с молодым человеком, который вместе с такими же юнцами отправился в

Европу, чтобы не позволить грязным гуннам убивать младенцев и насиловать монахинь, а заодно желая показать французам, как надо воевать. Этих юнцов расстреливали из пулеметов, их косила дизентерия и «испанка», их травили фосгеном и горчичным газом. Эти мальчишки выбрались из леса Белло, оборванные и напуганные до смерти, будто повстречали самого Сатану. И все оказалось напрасным, потому что все повторилось сызнова.

Слышалась музыка, люди смеялись и танцевали, из светильников лился мягкий свет. Но все это существовало где-то в параллельном мире, а для Джонни реальность свелась к обнаженному лезвию и гипнотизирующему блеску сверкающего острия.

– Ты видишь это? – тихо спросил Маркстоун.

– Да, – выдохнул Джонни.

– Я вонзил бы его в спину, прямо в черное лживое сердце. Я вонзил бы его как можно глубже… а потом еще и повернул. – Он показал как: сначала по часовой стрелке, а потом против нее. Улыбнувшись, Маркстоун обнажил гладкие, как у младенца, десны с одним желтым зубом. – Но прежде я смазал бы лезвие крысиным ядом.

2

– Убить Гитлера? – переспросил Роджер Четсворт, выпуская клубы пара. Они гуляли по заснеженному лесу за даремским особняком. Было удивительно тихо, и, хотя уже наступил март, морозная погода напоминала разгар января.

– Да.

– Интересный вопрос, – задумчиво произнес Роджер. – Беспредметный, но любопытный. Нет. Я не стал бы убивать его. Думаю, скорее, вступил бы в партию и стал бы действовать изнутри. Добился бы его исключения или подставил, понятно, зная наперед, чем все обернется.

Джонни вспомнил о дубинках из бильярдных киев и ярко-зеленых глазах Санни Эллимана.

– Не исключено, что вас прикончили бы самого! – заметил он. – В 1933-м те парни не только распевали песни в пивных.

– Что верно, то верно. – Роджер взглянул на Джонни. – А как поступили бы вы?

– Не знаю.

Роджер сменил тему:

– А как медовый месяц вашего отца с новой женой?

Джонни усмехнулся. Как раз в это время в Майами-Бич, куда они отправились, работники гостиниц объявили забастовку со всеми вытекающими из этого обстоятельствами.

– По словам Шарлин, она чувствовала себя как дома, разбирая и убирая постель. А отец ворчал, что в марте загорают только бездельники и пижоны. Но мне кажется, что они оба довольны.

– И они продали свои дома?

– Да, причем оба в один день. И выручили за них почти столько, сколько собирались. Не будь этих чертовых больничных счетов, которые висят надо мной как дамоклов меч, все было бы просто чудесно.

– Джонни…

– Да?

– Нет, ничего. Давайте двигаться к дому. Если не возражаете, угощу вас виски: у меня есть «Чивас ригал» двенадцатилетней выдержки.

– Не возражаю.

3

Теперь они читали роман Томаса Харди «Джуд Незаметный», и Джонни удивлялся тому, как быстро и легко давалась Чаку эта книга (правда, первые сорок страниц тот одолел с трудом, не переставая жаловаться). А сейчас Чак читал даже по ночам, желая поскорее узнать, что произойдет дальше, и собирался после «Джуда» почитать еще какую-нибудь книгу Харди. Впервые в жизни чтение доставляло ему удовольствие. И как юноша, познавший радости секса благодаря опытной женщине, он купался теперь в наслаждении.