Мертвая зыбь (др. перевод)
Шрифт:
– Я только сказал, что получилось нехорошо, – повторил Герлоф.
Йон снова замолчал.
– Значит, ты говорил с Робертом Блумбергом? Когда ездил в Боргхольм?
– Я его видел, а не говорил, – поправил Герлоф. – Что я ему скажу?
– И как ты думаешь… может так случиться, что он и Кант – одно и то же лицо?
– Ты так ставишь вопрос… как я думаю. Тогда скажу вот что: я так не думаю. Ты считаешь, Нильс Кант вернулся под чужим именем, умудрился начать новую жизнь в Боргхольме, открыл свое дело… маловероятно.
– Может, ты и прав.
А вот
Герлоф никогда не бывал в Рамнебю – ни с суши, ни с моря. Проходил мимо на своей лайбе – это да, но в самом Рамнебю никогда не был. Поселок маленький, как Марнес, или даже меньше. Миновали Рамнебю и взяли курс на лесопилку.
Перед стальными воротами – место для парковки.
Герлоф взял свой портфель, они подошли к воротам и позвонили. Через несколько секунд ожил маленький громкоговоритель над кнопкой звонка. Сначала послышался невнятный хрип, потом треск, потом все замолкло.
– Алло? – неуверенно произнес Герлоф и вопросительно посмотрел на Йона: куда говорить? В маленькую решетку над звонком или прямо в кнопку? А может, просто крикнуть погромче – авось услышат?
Громкоговоритель молчал.
– А они тебя слышали? – шепотом спросил Йон.
– Откуда мне знать…
Из-за спины послышалось карканье. Герлоф резко обернулся – оказалось, всего лишь пара ворон на голой березе у парковки. Они никак не унимались, и Герлофу показалось, что каркают они здесь по-иному, чем на Эланде. Наверное, и у птиц свои диалекты.
Наконец-то. На территории лесопилки показалась фигура. Старик в кепке и черной куртке. Он двигался с таким же трудом, как и сам Герлоф. Подошел к воротам, нажал какую-то кнопку, и ворота распахнулись – на удивление бесшумно. Герлоф почему-то ожидал услышать ржавый стон петель.
– Хеймерссон, – сказал старик и протянул руку для пожатия.
– Давидссон, – сказал Герлоф Давидссон.
– Хагман, – сказал Йон Хагман.
– Мы звонили вчера. Насчет музея дерева.
– Знаю, а как же. – Старик сделал приглашающий жест рукой и пошел в глубь территории. – Очень хорошо, что позвонили. Музей вообще-то открыт только летом. В конце августа закрываем. Но если кто звонит заранее, мы идем навстречу. Как правило.
Герлоф ожидал… Что, собственно, я ожидал? – спросил он себя. Почувствовать запах свежего пиловочника, увидеть людей, таскающих тяжелые доски в сугробах опилок? Он, как всегда, застрял в прошлом. Заасфальтированные площадки, автопогрузчики, серые здания, сталь, алюминий…
– Ну, сорок восемь лет я здесь проработал, – сказал Хеймерссон через плечо. – Пришел пятнадцатилетним пацаном. Вот так жизнь складывается… А теперь вот заведую музеем.
– Мы из поселка, где владельцы жили, – решил сообщить Герлоф. – На севере Эланда.
– Владельцы?
– Ну да. Семья Кант.
– Они давно уже не владельцы. Продали лесопилку. В конце семидесятых. Ну, как директор Кант умер, так и продали. Теперь какая-то канадская фирма тут заправляет.
– А предыдущий владелец… Август Кант, если не ошибаюсь… вы с ним встречались?
– Каждый
12
Моррис (MG, Morris Garage) – старейшая английская автомобильная фирма, специализирующаяся на производстве двухместных спортивных кабриолетов в стиле «ретро».
Дубовая табличка над дверью с выжженной каллиграфической надписью.
МУЗЕЙ ДЕРЕВА.
Хеймерссон открыл замок, вошел и зажег свет.
– Ну вот. Добро пожаловать. По тридцать крон с человека.
Герлоф заплатил и получил билеты – точно такие, как он нашел в бумажнике Эрнста Адольфссона.
Музей небольшой – две комнаты, соединенные коридором. Старые пилы, калибровочный циркуль в центре, на стенах множество черно-белых фотографий, под каждой – аккуратная подпись. Герлоф подошел поближе. Рабочие лесопилки, лесорубы с двуручными пилами, баржи, груженные пиловочником. Такие же лайбы, как и у него.
– В другой комнате фотографии более позднего периода, – заученно произнес Хеймерссон, и то ли для них, то ли для себя самого тут же выразился попроще: – Ну, поновее.
– Посмотрим. – Герлоф одобрительно кивнул, продолжая переходить от одного снимка к другому. Он бы с удовольствием остался один. Йон тоже не особенно нуждался в экскурсоводе.
– Увидите наш первый компьютер… Все развивается. Нынче распиловка управляется компьютером. Ну, как это там у них получается, не скажу, но факт, что получается. Рамнебю поставлял лес аж в Японию, – с гордостью произнес Хеймерссон. – Вы там, на Эланде, небось, никогда с японцами не торговали.
– Нет. С Японией – нет. – Герлофа задело бестактное замечание. – А вот полы в соборе Святого Павла в Лондоне выложены нашим камнем.
Хеймерссон промолчал. Правда, Герлофу показалось, что он хотел сказать что-то вроде «ну, полы… большое дело», но удержался. Вспомнил, наверное, законы гостеприимства.
Герлоф переменил тему.
– Наш друг побывал у вас в прошлом месяце. Эрнст Адольфссон.
– Тоже с Эланда?
Герлоф кивнул – ясное дело, с Эланда. Откуда же еще?
– Старый каменотес. В середине сентября он у вас был.
– Ну, помню… как же, как же. Я тоже для него музей открывал, как и для вас. Приятный человек. Жил-то он на Эланде, но родом из наших мест.
– Из Рамнебю?
– Ну да. Вырос здесь недалеко, на хуторе. А потом переехал на Эланд.
Вот тебе и раз. Эрнст никогда ничего подобного не рассказывал. Герлоф шел вдоль стены, внимательно изучал снимки. Ага, вот оно: Мартин Мальм и Август Кант старательно позируют в окружении молодых рабочих. Он наклонился и прочитал машинописную подпись.