Мертвецы не танцуют
Шрифт:
– Проведать… – повторил рыбак как-то равнодушно.
– Да, проведать, – встрял Курок. – Мы сами из этих краев, у меня тут мама булавкой подавилась, а дедушка электричеством лечился.
– А вы все на этом мосту живете? – спросил я.
– Все? А ну да, живем… Тут тихо. Паровозы поют…
Курок поглядел на меня выразительно.
– Ну да, – согласился я, – иногда они безобразничают. Нам бы старшего вашего повидать? Как?
– Старший Командор, он там, – рыбак махнул рукой в дым.
Мгла утратила однородность, теперь казалось, что она
– На север пошла, – сказал рыбак.
– Кто? – не понял я.
– Мреть, – рыбак указал пальцем.
Мреть так мреть, хотя слово само по себе неприятное. На мречь похоже. Туман все перебирался и перебирался, дымом запахло сильнее, и электричеством еще.
– Погода теперь испортится, – с грустью сказал рыбак. – Давление шалит.
И тут у него клюнуло. Поплавок, висящий в воздухе, дернулся, леску повело, рыбак подсек и потянул. И тут же внизу запищало злобным противным голосом.
– Я предупреждал, – сказал Курок.
Рыбак крутил катушку, сматывал леску. Рыба продолжала визжать. Я подумал – а вдруг на самом деле рыба? Вполне себе рыбная, прозрачный сомик или светящийся окунь?
Но рыбак вытащил крысу. Серую и жирную.
Курок охнул. Рыбак же надел на правую руку кольчужную крагу, подхватил крысу, хряпнул башкой о бетонный парапет. Крыса не сдавалась, удар ее ничуть не оглушил, она изловчилась и впилась в кольчужные кольца. Рыбак стукнул еще. Крыса сдохла. Рыбак снял ее с крючка, кинул в ведро.
– Хорошо берут, – сказал он. – На опарыша.
Курок пробурлил животом, затошнило его, несчастного. Оно понятно, крыс он никогда не пробовал, наверное, питался чисто. А меня не затошнило. Вообще я не предполагал, что крыс можно на удочку. Мы крысоловку специальную использовали, бочку железную. Брали протухшее сало, намазывали им бочку изнутри и дырки делали. Непростые дырки, с особыми заусеницами. То есть внутрь залезть просто, а обратно уже не выберешься. А крысы жадные и тупые, иногда по полбочки набивалось, прежде чем они понимали, что к чему. Это раньше крысы были умными животными, которые сразу все понимали и даже вроде как приручались. Теперь нет. Озверели. Отупели, только жрать хотят, никакой духовной жизни.
Но вкусные. Не знаю, как первобытные, а нынешние ничего, вполне. Надо только уметь готовить. Вот Старая Шура с крысами хорошо разбиралась, бывало, наловим, почистим, ей принесем, а она холодец варит. Целый день, чтобы веществ питательных больше выделилось. Потом ночью все это варево застывает, а утром уже ножом просто резать. Или струной. Студень что надо, главное, хвосты откидывать.
– Место хорошее, прикормленное, – рыбак насадил на крючок кусок белой дряни, закинул вниз. – Да и давление…
– Зачем бутылки? – спросил я.
Рыбак ухмыльнулся.
– Первая Вода была, – он загнул обрезанный палец. – Вторая Вода была, – загнул еще палец. – Третьей Воды не миновать. На них спасусь.
– На бутылках? – уточнил я.
Рыбак кивнул.
– Ясно.
Рыбак
– Кто еще тут есть? – спросил Курок. – Оружие можно найти? Есть такие электрические винтовки…
– Там, – махнул рыбак вдоль магистрали. – Идите, идите… Там щели, их перепрыгивать надо…
Ясно, что рыбак тут не главный. Направились дальше. Почти сразу наткнулись на щель. На трещину. Эстакада проседала, покрывающий ее сверху асфальт лопнул, и открылся проем метра в полтора.
Никаких мостков через провал не предусматривалось, поэтому я перепрыгнул, Курок тоже, хотя и с бранью.
Из мглы проступила хижина, выстроенная из жести, я вгляделся и понял, что это автомобильные капоты, этакая жестяная избушка. Сверху пластик. Возле стены стоял сплетенный из проволоки диван. Самый настоящий, только из проволоки, сколько терпения надо, чтобы связать? Хотя у психов, кажется, терпение как раз очень развито…
Бутылок вокруг тоже немало, запасы. В некоторых бутылках сидели вяленые крысы, в других какие-то причудливые, похожие на волосатые пальцы корни, в третьих вода, но не простая, а мутная, видимо, целебная. Тазы, железные баки, стулья, изобилие железных стульев.
На самой хижине красовались рога. Три пары, или три штуки. Одни явно лосиные, широкие и бестолковые, я такие встречал в лесах, другие потоньше, видимо оленьи, такие я видал на картинках, и третьи, незнакомые. Злые рога, слишком много острых отростков, у обычных животных подобные рога на голове не произрастают. На этих третьих рогах болтались многочисленные колокольчики, ленточки и блестящие золотые пружинки, украшенные рога.
– Рога, – кивнул Курок. – Они рога носят, мне про такое рассказывали – армия Рогоносцев…
Я пнул жестяную ванну, она откликнулась задумчивым громом. Хижина дрогнула и даже как-то сместилась, затем капоты раздвинулись, и показался человек.
С кувалдой.
Большой человек, толстый, вернее. Никогда хотя бы вполовину такого не видел. Пузатого видел, тогда, со слизнем, забыл, как его зовут, он лягушек жрал, а потом его сожрали. А чтобы толстого…
У нас все средние. Высокие для нашей жизни совсем не подходят, слишком выставляются. Слишком плохо пролазят. Много разных слишком. Крупные тоже. И пролазят, и бегают не очень. Поэтому остались средние и мельче. Нет, здоровенные тоже иногда попадаются, но не толстые.
Толстяк уставился враждебно на меня. На Курка внимания не обратил. Зато Курок на него обратил.
– Теперь я знаю, почему человечество голодает, – сказал он довольно громко.
Человек с кувалдой шагнул вперед, скрипнув челюстями.
– Прекрати!
Властный голос. Есть голоса, которым хочется подчиняться, у Гомера был такой. Сразу видно, кто.
Из-за хижины показался главный. Я его сразу узнал. Человек улыбнулся, и я удивился – у него были удивительно белые зубы, белые до ненастоящести, такие зубы могут быть только у старшего. Вообще у главности несколько признаков, в том числе и зубы.