Мертвецы не танцуют
Шрифт:
Я кивнул.
Курок с воодушевлением шагал ко мне. Наверное, первый у него. Первый мертвец на счету, это волнует. Пугает. Ошарашивает. Ломает даже, я помню.
Командор вздохнул.
– Не переживай, – сказал я ему. – Все правильно. Этот рогатый… Он вам не нужен. Он бандюганов девчонками подкармливал, а бандюганов надо стрелять. Только и исключительно.
– Но вас же всего двое… – прошептал Командор. – Всего лишь…
– Двоим там делать нечего, я и один справлюсь.
Командор открыл рот.
– Ага.
– Ты уверен?
– Он герой, – Курок брякнул топорами. – Его нельзя убить, он сам всех убивает, Беовульф наших дней. От него некоторые чудовища просто бегством спасаются, связываться не хотят, прямо и говорят – держите его подальше. А другие мгновенно приручаются и верно служат. Вот недавно…
Я плюнул под ноги жирным харчком.
– Значит, совсем недавно он голыми руками…
– Хватит, – оборвал я.
– Как скажешь, как скажешь, – согласился Курок. – А можно я с тобой пойду? Нет, просто посмотреть…
– Здесь сиди!
– Хорошо-хорошо, как скажешь! А с этим что? С пленным? Пытать его будем?! – И Курок жизнерадостно помахал топором.
Глава 9. Вокзал
– Там, – шепотом сказал Пучик. – Они там, в главном зале все…
Я поглядел в трубу.
Не поймешь что. Здание длинное, в окружении окрестностей даже приземистое, поломанное и сверху как бы оплавленное, наверное, раньше красиво было, островерхие крыши, железки погнутые. Раньше тут был вокзал. Поезда отсюда разбегались в разные стороны. Народу тут много проходило.
Подобные места, кстати, опасны. Погань, она их почему-то любит. Я думаю, люди след оставляют. Запах. Настолько много тут людей было, сотни каждый день, может и тысячи. Они туда-сюда ходили, дышали, думали, спали на скамейках, поэтому здесь все запахом здорово пропиталось, а погань слышит – и думает, что это сейчас. Тянется.
Я бы в таком месте не стал ночевать… К тому же, судя по карте, кладбище недалеко… Что ж у нас кладбищ-то столько много…
А эти не боялись. Ладно.
– Вон то окно, – указал Пучик.
Окно. Большое. Стекол нет, как полагается.
– Это вокзал, – объяснял Пучик. – Они в нем всегда останавливаются…
– А ты? – спросил я.
– Я не, я с ними недавно, пару месяцев…
– А раньше?
– Раньше мы втроем болтались, года четыре, потом те двое вляпались, я остался… К этим попал.
– Чем они занимаются?
Хотя было ясно, чем они занимаются.
Мы частенько натыкались на банды. Разные. Мелкие, до четырех человек, промышлявшие нападением на трейдеров и редких бродяг и рыскавшие вдоль МКАДа почти круглогодично. С этими проблем обычно не возникало, с нами они никогда не вязались. Иногда они сбивались, объединялись человек до двадцати и устраивали засаду возле одного
Серьезные встречались редко. С ними было сложнее. Две возможности. Или всех перебить, но это редко удается – у нас слишком мало сил. И вторая возможность – увести. В западню, например в рогатку, или в падь. Я два раза уводил, два раза за мной гналась разъяренная банда.
Эти, засевшие в вокзале, были из средних. Восемнадцать человек. Оружие разное.
– С севера идем, – рассказывал Пучик. – Хотели на Вышку наскочить, да бесполезно, укреплена. Вышечники эти из арбалетов бьют, четырех наших завалили…
– Зачем вам Вышка? – спросил я.
– Как зачем? Это же лучшее здесь место! На Вышку никто влезть не может, а те, кто на Вышке уже, могут там годами сидеть. Воду они собирают прямо из туч, разводят птиц, чего-то там выращивают. Во всех стреляют, кто мимо проходит…
Пучик вздохнул.
– Что?
– Надоело. Бродить. Жить хочется, по-человечески…
– Как это?
– Ну как.. По-человечески.
– Ну, расскажи.
Мне было интересно, как он это представляет – по-человечески?
– Чтобы еда всегда была, – сказал Пучик. – Чтобы спать нормально, и не в яме, а в кровати. У тебя есть кровать?
– Ага.
– Вот видишь. А мы все бродим, бродим… В подвале я очень не люблю, там всегда крысы, или дохлые, или живые
А если не в подвале, то под дождем. А если не дождь, то блохи…
– От блох блохоловка помогает. У меня… Ладно. Сиди тут, возле вагона.
На всякий случай я привязал Пучика к рельсу, проволокой, покрепче. После чего пополз вдоль перрона к вокзалу.
Платформа высокая, ничего не видно, я вполне спокойно подкрался к центральному входу, выглянул осторожно. Охрану не поставили, не боятся никого. А правильно, чего психов бояться, они еле дышат, пукни, под ящик забьются, режь не хочу.
Из здания доносились крики, веселые, я бы сказал, даже разнузданные. Хорошо. Мне на руку. Не выставить часовых могли только дураки, а с дураками воевать милое дело.
Я выбрался из-за платформы, мелкими шажками добежал до входа в вокзал, заглянул в окно.
К стене была приставлена лестница, на лестнице плясал человек и рисовал. Голый по пояс, бородатый, на спине татуировка в виде дракона, такая зубастая змея с крыльями. Не знаю, погань или не погань, может по старым временам еще туда-сюда, а по нашим совершенная погань. Жечь, работать разрывными.
И живопись мне его совсем не понравилась, поганая. Этот художник рисовал дрянь, оскорбляющую взор.
Волкер, здоровенный и поганый, такой, как он и есть на самом деле. Волкер жрал красивую девку. Она была привязана к камню, а он ее жрал. Кажется, еще живую.