Мертвое ущелье (Логово)
Шрифт:
Ирина вела себя с командиром — а Игнат здесь ее командир — официально и сухо. Она стыдилась и своей слабости в недавних событиях на месте приземления, и своей ошибки, из-за которой чуть не погибла, стыдилась порыва нежности и благодарности к этому умелому, ловкому и бесстрашному разведчику. Хотя, несмотря на истязания, она так ничего и не сказала врагам, но все равно перед Игнатом Ирина чувствовала себя неловко и старалась избегать его взгляда. Игнат понимал состояние радистки, но не подавал виду, был с нею спокоен и в меру мягок.
Стояла глубокая ночь, когда Игнат проснулся, повинуясь выработанному на фронте чувству разведчика, и посмотрел на светящийся циферблат своих наручных часов. Он лежал внутри землянки
Ирина спала в дальнем углу землянки, свернувшись клубком, по-детски посапывая, одетая в теплый свитер, укрывшись курткой. У Игната и радистки были немецкие серо-зеленые пилотки вместе с пятнистым немецким костюмом армейского образца. Сейчас свою пилотку она подложила под голову, черные волосы ее спутались, и во сне она выглядела почти ребенком. Но Игнат знал, что. это впечатление обманчиво, хотя с ней он попал на задание впервые, но ему было известно, что эта девушка — бывалая, как говорится, стреляная разведчица, уже выполнившая немало тяжелых и ответственных заданий. Он знал, что она мгновенно проснется от малейшего шороха и сумеет тотчас же выхватить пистолет, который у нее всегда под рукой... И он сам тогда был удивлен этой ее минутной слабостью, ее слезами, хотя вполне понимал ее.
Ночь была лунной, и проникающий в землянку сумеречный отблеск лунного света позволял Игнату отчетливо видеть лицо спящей радистки, ее красиво, по-восточному, выдающиеся скулы, длинные ресницы сомкнутых раскосых глаз. Судьба Ирины сложилась необычно. Родившись среди бескрайних и суровых казахских степей, в юрте кочевников, она получила от отца русское имя. И еще она унаследовала от отца желание и стремление к борьбе со злом, за свободу своего народа и великой Советской России. Старый казах, воевавший с басмачами и первый в округе надевший красную звезду на свою шапку, считал единственным спасением для своего народа от голода, притеснений, усобиц и нашествий — Россию и советскую власть. Может быть, поэтому он и дал дочери русское имя — Ирина.
Она была на два года старше Игната, весной сорок четвертого ей исполнился двадцать один год. В войсковой разведке она с самого начала войны.
Игнат знал от командования, что радистка — сержант Тулегенова имеет Знамя, Третью Славу и две Звездочки (* Принятое на фронте разговорное сокращение названий орденов.), не считая медалей. Это для женщины даже в такие крутые военные времена было неправдоподобно много.
Девушка она была строгая, и армейские кавалеры-щеголи, зная это, вынуждены были с этим мириться. Однажды пристал к ней лихой лейтенант из оперативного отдела. Крепко пристал. Так она выдернула из кармана свой «вальтер», из которого стреляла без промаха, пообещала пристрелить. И сказала: «А потом пусть меня судит трибунал». Правда ли так случилось или кто выдумал — неизвестно, но все это было в ее характере.
В разведотделе армии все ее называли просто и уважительно: «сержант Ирина».
3. «МЕРТВАЯ ГОЛОВА»
— Ирина!
— Да! — Она ответила мгновенно, повернув к нему голову, будто и не спала.
— Я ухожу. Вернусь вечером, как стемнеет.
— Иди.
Слабый утренний ветерок приятно холодил лицо Игната и приносил лесные запахи. Ничего тревожного пока не было. Разведчик шел на ветер, вслушиваясь и внюхиваясь в предрассветную мглу.
Через полчаса он отметил первые признаки приближения к расположению немецких частей. На грунте широких и уже накатанных лесных дорог можно было разглядеть следы гусениц
Он должен был обследовать округу в десять-пятна-дцать километров в поперечнике, уточнить количество техники и номера частей, их расположение. Но кроме этого у него была еще одна, самая главная задача, о которой не знала его напарница радистка.
Он нанес на карту первый дорожный указатель. Это была доска, аккуратно, по-немецки, прибитая к столбу, на ее белом фоне черной краской было нарисовано два символа: овчарка с приоткрытой пастью и трезубец. После трезубца стояла цифра «17».
Игнат знал, что трезубец в данном районе означает тяжелые танки. Следы «тигров», которые он видел на дороге, подтверждали этот символ на указателе, «17» — видимо, номер танковой части или соединения, в общем, в разведотделе разберутся. Ну а собака — это скорее всего полевая жандармерия. Значит, здесь тот самый объект, который Игнат обязан найти. Если жандармы, или это лагерная охрана, присутствуют, то им есть что и кого охранять. Охранники с собаками всегда оберегают особо важные объекты или концлагерь.
Луна хорошо освещала лес, дорогу, кусты, поляну, и Игнат все видел до мелочей. Даже было бы лучше, если бы потемней, потому что при луне и немцы могли разглядеть его. И потому он особенно сторожился.
Игнат бесшумно шел и вдруг подумал, что лунная ночь может сослужить ему добрую службу: а не попробовать ли, хотя бы примерно, определить расположение этих жандармских частей или части. Он выбрал небольшую полянку, обошел ее, метров за двести все вокруг обследовал. Немцев рядом не было. Тогда он вернулся на поляну, поднял голову к луне и звонко, протяжно завыл. Дважды протянул длинно и один раз коротко, и смолк. Но уже после длинного первого воя понял, что не ошибся: слева от него вдалеке залаяли овчарки. Ни одна собака не промолчит, услышав вой волка. Игнат повторил протяжно свою волчью песню. Собачий лай усилился. Псы лаяли зло и надсадно. В их голосах разведчик слышал утробный древний страх перед волком. Страх, от которого не защитит никакой хозяин, не отучит никакая дрессировка.
Было ясно, что до собак не более полутора километров. Там и охранники.
Волки на вой Игната не откликнулись, значит, поблизости их нет, значит, ушли в глубь леса от выстрелов и взрывов. Сейчас они растят волчат. Конец июня — волчатам около трех месяцев. Хотя и любят волки щениться в одних и тех же местах, но все-таки опасность заставляет их искать новые склоны и овраги для жилищ. Там, где не так близок грохот войны.
Чтобы не ошибиться во время дальнейшей разведки местности, Игнат нанес на карту направление и примерное расположение части полевой жандармерии или охраны, а сам пошел значительно правее, вдоль дороги, на которой прежде встретил указатель с символами. И вскоре заметил новый столбик с доской. На белом крашеном фоне был четко нарисован трезубец, только перевернутый острием вниз. Это означало, что часть расположена где-то поблизости. Тот же номер семнадцатый. Значит, та же танковая, о которой он узнал из первого указателя. Больше ничего на втором столбе не было. Но Игнат уже знал, что жандармская (или охранная) часть в стороне и позади. Теперь надо было выяснить, сколько здесь этих «тигров».
Он ушел от дороги в лес, потому что обычно немцы у дорог ставили особенно сильную охрану, а иногда и прыгающие мины-ловушки. Но и лес они охраняли по-настоящему.
Быстрой тенью он передвигался от дерева к дереву. Смешанный лес кончился, и пошел почти сплошной сосняк. Немудрено, что и дороги здесь хорошие — в сосняках всегда сухие, в основном, песчаные почвы, пересыпанные хвойными иглами. Укатанные сухие дороги позволяют даже в лесу танкам ходить на приличной скорости. А это дает возможность быстрее производить перегруппировку и даже переброску техники и войск.