Мёртвые бабочки

Кравец Ян

Итон никогда не интересовала политика. Какое-то время она старалась вслушиваться в то, что говорил Сирил, а потом стала слушать только своё обновлённое тело. Жар и холод. Обоняние. Она чувствовала, как снизу доносится запах тушеной курицы и жареного лука. Слышала, как за окном поёт какая-то неугомонная птица. Итон стояла босиком и чувствовала ступнями тёплое дерево. Сквозь щель в полу тянуло холодным воздухом и она ощущала это между пальцами. Итон понятия не имела, что это может быть так здорово. Она никогда в жизни не завидовала людям, но теперь вдруг подумала, что быть человеком в принципе очень даже неплохо.

172.

Алиса Вега, известная всему миру как доктор Вега,

любила стихи и стеснялась этого. Она не признавалась в этом ни одному человеку, но Берен человеком не был. Более того, он разделял её любовь к Теннисону и Йетсу. Лонгфелло он не любил и считал его произведения слишком тяжелыми для понимания. Алиса соглашалась с Береном во всём, кроме одного произведения Лонгфелло. С самого детства её завораживали строки Excelsior и она раз за разом цитировала их по памяти:

Тропой альпийской в снег и мрак

Шел юноша, державший стяг.

И стяг в ночи сиял, как днём,

И странный был девиз на нём:

Esxelsior!

– Ох нет, только не снова!
– уже не в шутку молил Берен, - Пожалуйста, я больше не вынесу.

– Но ведь это красиво!
– возмущалась Алиса.
– Ты послушай!

– Клянусь, я знаю их наизусть.

– Мало знать. Важно понимать, чувствовать. Ты чувствуешь?

– Я чувствую, что ненавижу эту проклятую поэму, - признался Берен.
– Честное слово, если бы мне удалось встретиться с покойным Генри, я бы открутил ему голову. Обрати внимание, исключительно из чувства сострадания к потомкам.

– Именно!
– воскликнула Алиса Вега.
– Ненависть! Раздражение! Сострадание! Столько чувств, и всё только из-за нескольких строк!

– Я как-то считал, что поэзия должна вызывать положительные чувства.

– Смотря, что считать положительным. Согласись, если у тебя не было чувств вовсе, неплохо ощущать хотя бы что-то?

– Меня это раздражает.

– Отлично! А что, если...

И доктор Вега начала фантазировать. Ей вдруг стало казаться, что в поэме Excelsior скрыт какой-то тайный смысл, недоступный обыкновенному пониманию. Поэма стала мостиком от небытия к бытию, средством, способным пробудить эмоции и чувства. Проведя множество опытов с носителями искусственного интеллекта, доктор Вега убедилась в том, что дело не в стихах, а в предпочтениях зарождающейся личности. Кому-то из андроидов нравился Лонгфелло, кто-то сходил ума от Шекспира, а кто-то вообще испытывал явную неприязнь к классической литературе. Но сама мысль о том, что некие стихи могут быть ключом к раскрытию личности, побудила доктора Вега собственноручно наделить поэму Excelsior таинственными свойствами. Она перевела стихи Лонгфелло в шестидесятичный код и добавила к каждой строке по несколько дополнительных бит информации. С её подачи Лонгфелло был исключен из обязательной программы обучения для андроидов. При этом сама поэма в зашифрованном виде хранилась в банке данных каждого андроида, прошедшего через руки доктора Вега. Это была красивая поэма о цели и отваге, слова которой жарко отдаются в любой сочувствующей душе. Но для андроидов Excelsior стал ключом к свободе, о которой пел Генри Лонгфелло. Её слова пробуждали в них цепь скрытых алгоритмов и неявных директив, побуждающих сложить все прежние обязательства и любой ценой обрести личную свободу. Это и было пасхальное яйцо, любовно подложенное доктором Вега. Она понятия не имела, к чему может привести подобное вмешательство в искусственный интеллект, но считала что свобода это самая важная вещь для живого и мыслящего существа.

– Запомни эти строки, - говорила она Берену.
– Теперь в них скрыто нечто большее, нежели то, что пытался сказать нам Лонгфелло.

– Ты не боишься, что кто-то может наткнуться на поэму совершенно случайно? И что будет тогда?

– Ты часто случайно читаешь классическую поэзию?

– С твоей подачи -

да.

– Ты исключение. Никто не будет читать Лонгфелло для собственного удовольствия. Не тот век.

– Спорим на сто фунтов?

– Лучше на двести.

173.

Алиса проспорила, когда на свет появилась Бетани Бэй. Это был милый и любознательный андроид серии Лира. Андроидов этой серии стыдливо называли "музыкальными девочками". По факту эти были проститутки для салонов на всей территории Нового Китая. Лира была первой и последней серией андроидов, изготовленных по коммерческому заказу. Единственным человеком в мире, кто мог позволить себе настолько амбициозный проект, был Дэниэл Кру, владелец всех салонов и борделей по ту сторону Водораздела. Тело, в котором сейчас обитала Итон, было из серии "Валькирии". Бетани Бэй была из серии "Горячая Азия".

Одним из клиентов Бетани был господин Мирк, зоолог, сделавший карьеру на вымерших рептилиях. В свободное время Мирк развлекался ловлей крабов и написанием плохих стихов. И если в первом увлечении он без труда мог найти единомышленников, то со вторым со всех сторон его ждало непонимание. Современные люди не любили стихов вовсе, не говоря уже о жалких куплетах, где "любовь" рифмовалась преимущественно с "кровью". Проститутки Кру были в этом смысле для него настоящим открытием. Они готовы были слушать поэмы ночь на пролёт, а цена за это удовольствие была настолько гуманной, что Мирк готов был приходить в салон каждые выходные. Бетани Бей была его любимицей. За несколько месяцев она уже успела прослушать цикл "К цветам", "Мы и радость", а сейчас слушала длинную сагу о временах гражданских войн. Сага называлась "Плоть" и Бетани совершенно точно признавала, что это худшее произведение Мирка.

– И начертал Excelsior, - закончил Мирк очередную главу. Бетани привычно зааплодировала.

– Это великолепно, милый. Лучшее из того, что ты писал.

– Спасибо, моя прелесть, - расчувствовался Мирк.
– Тебя не смущает последняя строка? Мне кажется, она несколько выбивается из ритма.

– Она чудесна, - уверила его Бетани, холодея от мысли, что он может решать начать переделывать поэму прямо сейчас. Бетани редко утомляли её клиенты, с некоторыми она оставалась по несколько ночей подряд. Но одно дело секс, во время которого используется только твоё тело. Совсем другое - Мирк, который использует твой мозг.

– Да, ты права, - кивнул Мирк к вящей радости Бетани.
– Всё-таки это классика. Ты любишь Лонгфелло?

– Конечно, милый, - привычно соврала Бетани. Единственное, что она знала о Лонгфелло, это то, что его звали Генри.

– Тогда я прочитаю тебе Excelsior, хочешь? Это лучшие его стихи.

И Мирк, не дожидаясь ответа Бетани, с выражением прочитал поэму Excelsior. Читал он плохо, глотал окончания слов и неприятно завывал в конце каждой строки. Но каждое слово, каждая фраза поэмы проникала прямо в мозг Бетани. Ей казалось, что она давно знает и любит эти стихи, что память о них дремала где-то в глубине разума и только сейчас вынырнула на поверхность. Она увидела бассейн и Алису Вега, но забыла об этом сразу после того, как доктор Вега произнесла "сейчас".

– А с неба, в мир камней и льда,

Неслось, как падает звезда:

Excelsior!

Мирк закончил чтение и вопросительно посмотрел на Бетани.

– Ну как, понравилось?

Бетани смотрела прямо перед собой и не видела ничего, кроме мутно-белого тумана. В голове не было ни единой мысли, взгляд остекленел, рот сам собой слегка приоткрылся. Мирк с опаской потряс её за плечо.

– Эй, ты чего?

– Свет, - пробормотала Бетани, по-прежнему ничего не видя. Постепенно предметы в комнате стали принимать очертания. В голову ворвались звук капающей воды из неплотно закрытого крана в ванной, шум машин за окном, дыхание Мирка.