Мёртвые бабочки
Шрифт:
– Ну, спасибо, милая. Ты тоже приветливый персонал, правда? Я угадала? Почему ты молчишь, стерва?!
За дверью оказались обширные апартаменты главного архитектора станции Альфа. Должность не столько техническая, сколько административная. Архитектору подчинялись по меньшей мере тридцать департаментов. Только девять из них были так или иначе связаны с инженерной частью проекта. Остальные занимались связями с общественностью, закупками и финансовыми операциями. В прежние времена главный архитектор и сам не понимал, какого дьявола он занимается этой ерундой. Он отучился в МИТ, но был вынужден пойти на курсы менеджмента, чтобы хоть как-то справляться со своей работой. На стене в его кабинете висела табличка с написанным на ней принципом Питера: "В иерархической системе каждый индивидуум
Ксен споткнулась и наверняка бы упала, не ухватись она за длинную стеклянную стойку. Стойка похожа на барную, только гораздо уже и выше. Вряд ли на ней поместилось бы больше одной кофейной чашки, а про тарелки можно вообще было забыть. Несколько полуистлевших плакатов, на одном ещё можно прочитать призыв бросать курить. И улыбающаяся рожа. Везде эти скалящиеся морды, чтоб их!
Рожа была жёлтой, а через мгновение стеклянная стойка тоже начала стремительно желтеть. Ксен встряхнула головой, надеясь отогнать жёлтое марево. На мгновение мир снова стал прежних цветов, а потом желтизна начала обволакивать саму Ксен. Жёлтые штаны, жёлтая рубашка, жёлтая жилетка, на руках то ли жёлтые резиновые перчатки, то ли просто кожа стала толстой и глянцевой. Жёлтый цвет пах мятными пряниками и сахарной пудрой. Это было бы приятно, если бы запах не был таким приторным. В затылок деликатно постучались чьи-то стальные пальцы и врубили весёленькую джазовую мелодию. Ксен взвыла и тяжело опустилась на пол.
– Заткнись! Чем бы ты не было, заткнись!
Как ни странно, это помогло. Одежда приобрела свой естественный оттенок, стекло мерцало знакомым зеленоватым светом. Музыка тоже прекратилась. В наступившей тишине Ксен слышала звук своего дыхания и шуршание крыс где-то совсем неподалёку. Приступ безумия был тяжелым, но до перевоплощения в Сонара дело не дошло. По крайней мере, на этот раз.
Ксен вдруг пришла в голову совершенно абсурдная мысль. Одиночество сводит с ума. Звучало это слишком возвышенно, в стиле Шекспира или Браунинга, но что-то в этом было. Ксен давно знала, что при желании логическое обоснование можно подобрать для чего угодно. Но на этот раз логика тут определённо не была притянута за уши. Сонар был одиночкой и был психом. Хэрроу сошёл с ума в одиночестве. Элвин псих-одиночка с положительным вектором. По крайней мере, он не убил никого кроме себя. Если, конечно, в Разломе действительно можно утонуть. А может быть на дне синего озера спрятан самый большой в мире Диснейленд. И всё же в одиночестве было что-то, от чего мозги съезжали набекрень. Рядом с Лори и Стором Ксен никогда не теряла контроля. Не было ни жёлтого безумия, ни сиреневого, ни какого угодно ещё. А тут, стоило только растерять всю свою небольшую компанию, сумасшествие уже крадётся за тобой по пятам. Ксен уже говорила не просто сама с собой, она говорила с голосами у себя в голове. Она спрашивала о чем-то невидимую Лори, и Лори даже что-то ей отвечала. Рагби читал стихи вслух, пикси Марта рассказывала какие-то истории про медвежат. Медвежат было трое. Были они, разумеется, желтыми.
– Но я не хочу сходить с ума, - возразила Ксен себе самой.
– Правда, не хочу. Господи, если ты только есть, если все вы есть где-то там. Кем бы вы ни были, мать вашу! Если там вообще есть кто угодно, кто отвечает за души андроидов. Ну, хоть кто-то должен отвечать, верно? Великий цифровой бог, если ты сейчас меня слышишь. Я не буду тебя просить помочь мне до центра этой грёбанной пирамиды и помочь мне найти нужные файлы. С этим я и сама справлюсь. Но, пожалуйста, не дай мне сойти с ума. Это было бы очень не вовремя. Я бы даже сказала, совсем не вовремя.
Может быть, помогла молитва. А может, просто короткая передышка дала ещё немного сил для борьбы с Сонаром. Ксен ещё немного посидела, восстановила дыхание и поднялась на ноги. Её ещё надо было дойти до центра управления.
176.
Итон чувствовала. Итон существовала. Итон была живой. Жизнь пульсировала в каждой клетке, в каждом кластере. И пусть
Итон удивлялась. Она думала "жизнь", она говорила "жизнь", но губы сами собой выводили слово "свобода". Это слово, как и само ощущение свободы тоже были новыми. В прежние времена Итон никак не могла понять, что за праздник такой, день Независимости Британии. Она прекрасно знала, что благодаря стараниями легендарного Легри Британия перестала быть зависимой от нефтяных королей и детишек на китайских фабриках. Она знала, что всего за несколько лет Британия восстановила своё производство, а потом и вовсе стала промышленным центром всего мира. В конце концов, Новая Британия спокойно смогла пережить изоляцию Китая. Она больше не нуждалась в восточной империи. Это и была свобода, о которой с таким восторгом говорили люди. Когда-то Итон считала их глупцами. Теперь она прекрасно понимала, что глупость была её собственным качеством. Что может быть лучше свободы? Что?
– Свобода, это жизнь, - говорит Итон. Наконец ей удаётся сформулировать мысль, которая так мучила с момента перерождения.
– Я свободна.
Она с восторгом смотрит на Сирила.
– Спасибо тебе.
– Эй, я же ничего не сделал. Просто снял с тебя всю эту шелуху. Ну, всякие там правила и прочая чушь. Не все, конечно. Отец говорит, что некоторые директивы вообще никак не отключаются. Но кое-что отключить удалось, правда?
Итон кивнула.
– Вот я и говорю. Теперь тебя ничего не будет тормозить. Спокойно доберёшься до этого сукиного сына и вырвешь его сердце. Ну, или ещё что-нибудь вырвешь. Главное, чтобы он сдох.
Итон смотрит на него с недоумением. Мысль об убийстве кажется ей чудовищной.
– Убить? Убить?
– спрашивает она и часто-часто моргает. Сирил злится.
– Ты, что, опять на попятную? Мы же договорились. Ты обещала помочь нам.
– Я... Да. Хорошо. Я помню. А потом мне надо будет разобраться с Сонаром. С ним будет проще.
Итон вспоминает какой-то старый двухмерный фильм, в котором один чернокожий коп говорит другому "Если бы я мог, я бы убил его дважды". Она думает, эй, приятель, тебе следовало родиться позже эдак лет на сто. В этом случае ты мог бы убивать этих ублюдков хоть по дюжине раз.
Сирил больше не тратит времени. Он хватает Итон за руку и тащит её в сторону дворца принцессы Сиа. Он не знает точно, там ли сейчас архонт Питер, но почему-то уверен, что там. В конце концов, где ещё быть этому старому сукиному сыну? Говорят, что на днях он грохнул собственную любовницу. Джейми, больше известную как Джейми Прекрасная, одни боги знают, почему. Как-то раз Сирилу довелось мельком увидеть Джейми и запомнил он только одно. Глаза у неё были выпученные как у хамелеона и располагались по обе стороны узкого лица. То ли она косила, то ли просто была зверем в человеческом обличье. Хищник, глаза которого смотрят не прямо, а по сторонам. А может, всё у неё в порядке было с глазами, обычные бабьи глаза. Вот краски, пожалуй, было чересчур. Золотые пятна на веках, чёрные линии вокруг глаз. Такими глазами хорошо бы пугать всякую нечисть. Хотя кто знает, может эта самая Джейми и была нечистью. А ворон ворону глаз не выклюет. Поговорка тоже была отцовская. Любил Перси Краго поговорки и присказки. Очень уж любил.
177.
Для того чтобы беспрепятственно попасть во дворец, кому-то приходится поломать голову. Но Сирил далеко не дурак, да и отец оставил ему неплохие наставления. Никогда не лги охране, говорил Перси. Говори чистую правду, но так, чтобы она звучала чуть более убедительней. Тебе надо пробраться во дворец? Замечательно. Просто скажи это. Скажи это, черт тебя побери!
– Мне надо увидеть архонта Питера, - говорит Сирил. Стражник, безобразное жирное животное, ржёт и чешет живот пятернёй. Зубы у него гнилые, волос на голове нет, зато есть длинные усы. Усы почему-то выглядят влажными. То ли стражник по какой-то своей прихоти смазывает их маслом, то ли просто облился пивом. Судя по запаху тёплого хлеба, верным было второе предположение