Мертвые не плачут
Шрифт:
– Дождись, когда останешься один, – устало сказал Пастух.
Не потому что осточертело объяснять пацану наипростейшие, на взгляд Пастуха, вещи, а потому что просто устал. В том числе и от Мальчика, если честно. Ну, не привык работать с кем-то! А если еще честно, то он с «кем-то», то есть невесть откуда приблудившимся, и работал. Присматривался, притирался, испытывал, прикидывал… И вот – приплыли: дает ему первое самостоятельное оперативное задание. Ни много, ни мало – убить живого человека. Женщину. Симпатичную Мальчику. Да и Пастуху тоже
А если не получится?
Тогда – выход Пастуха.
Конечно, это плохо. Конечно, он засветится в той или иной степени. Не перед ментами, но женщины его легко запомнят. Они и Мальчика преотлично запомнят, да это и славно. Мальчик в данном случае – артефакт. То ли он был, то ли его сочинили. Да и кто из ментов поверит, что какой-то мальчик-подросток – убийца? Ну, в крайнем случае – курьер-данаец, доставивший смертельный дар. Будут искать. Пусть ищут. Белая маечка, длинные волосы, не шибко чистая рожица – не приметы. Разве что часы – слишком большие. Но и это славно: пусть ищут мальчика при часах… Пастух с ним, пока менты появятся, уже далеко отсюда будет.
А врачи со «скорой», которые первыми примчатся, поставят грустный диагноз: смерть от отека легких. Тем более, что в анамнезе – тахикардия. А следов от жидкости из бутылочки не останется: они очень быстро выводятся из организма. В считанные минуты…
Печально, но – факт.
А уж и темнеть начало.
– Тронулись, – решил Пастух. – Пора на точку.
– Точка – это пустой коттедж? – спросил Мальчик. – Он все же далековато стоит…
– Другой точки, к сожалению, нет. А на «далековато» есть бинокль.
– Почему, к сожалению?
– Да потому, что пустой, без жильцов, дом всегда притягивает всякую шваль… – поправился: – Я не о нас с тобой. Я о бомжах всяких.
– Мы там ночевали. И никаких бомжей…
– Всегда надо рассчитывать на худшее, – пояснил Пастух. – Ну, да авось пронесет…
Не из его лексикона поговорка, но он и впрямь не сильно полагал, что в таком чистом, аккуратном и худо-бедно охраняемом поселке живут бомжи. Да и Город-то не предполагал их наличие: компактным был, ухоженным, деловым от края до края, бомжи в таких местах не приживаются.
А вот тати ночные – другое дело.
Это он о себе и о Мальчике подумал. Мельком. И забыл тут же…
Конечно же, никаких бомжей в коттедже не было, и следов их тоже не наблюдалось. Как, впрочем, и следов работяг, которые, по логике, должны были поскорее обиходить и сдать жилье подрядчику: осень близка, а там и продажи упадут. Но что о том жалеть! Зато есть, где точку застолбить. То есть пункт. К сожалению, не слишком-то и наблюдательный, потому что из окна в окно на расстоянии метров в двадцать – двадцать пять многого не углядишь. Как опыт уже показал…
Но что не углядишь, то услышишь. Рация – штука убедительная.
Вариант похуже, но выбора нет. Мальчик, как уже сказано, засветится, но это не смертельно: таких мальчиков-на-подай-принеси, несытых, не обласканных, самостоятельно
В принципе, можно было бы заранее пару-тройку камер заныкать в большой гостиной на первом этаже. И худо-бедно посмотреть, как процесс пойдет. Но если он пойдет, как задумано, то потом до камер и к утру не доберешься, чтоб снять их, в толпе затопчут. Там же будут рыдающие родственники, свидетели, врачи «скорой помощи», менты мухами налетят, смертный случай на их участке, а еще и кто-то из администрации поселка подойдет, да и соседи тоже – че-пэ все ж, а у нас народ любит на покойников таращиться…
А там и коллеги в бозе почившей подгребут…
Толпа.
Ты все сам придумал, Пастух! Предыдущие четыре ликвидации прошли гладко. Да ты в том и не сомневался. А сейчас что тебя грузит?.. То, что ты – свидетель, а не исполнитель? Но и в случае с погибшим байкером ты был только свидетелем. Все грамотно подготовил, и все само покатилось. Буквально…
И сейчас все осмотрено, грамотно подготовлено, но…
Слишком много невольных участников. И все толкутся на одном пятачке – гостиная.
И – Мальчик…
Да что Мальчик? Толковый сукин сын, сообразителен, остер умом, ловок, вырастет – большим человеком станет. У нас сирот любят, если они ничего не просят, а сами берут.
Мальчик… Того доверия, что меж ним и Пастухом наладилось, уже не стало. Практически – вдруг и сразу. Типа вчера верил-верил, а сегодня – не верил. И не понимал Пастух – почему. Даже его, Мальчика, необъяснимые и довольно длинные отсутствия не давали внятного повода для недоверия. И потом: не веришь – спроси, потребуй подробного объяснения, выслушай, перепроверь, сделай вывод. Это – жизнь. И ее логика. А Пастух ни разу не спросил, хотя свербило…
Мальчик-то при чем?..
Очень не хотелось выяснять отношения. Долго, нудно и почему-то стыдно. Как в говне копаться! Куда проще – ствол к затылку и – больше никаких вопросов. На войне как на войне.
Но та война осталась далеко позади.
А Пастух до сих пор тосковал о ней, отошедшей, растаявшей, не забытой…
Сам понимал, что – глупо.
Хотя его теперешняя война продолжалась, и конца ей видно не было…
Они еще раз, и еще раз, и еще раз, и еще проговорили, проиграли, шагами измерили… что?.. да, пожалуй, сцену из жизни, которая должна была состояться в коттедже Королевы. Все вроде получалось. Мальчик очень старался, был внимателен и ошибок вроде не делал. В репетиционном зале, если говорить языком театра. А спектакль состоится на сцене, и режиссер, коим должен числиться Пастух, останется за кулисами.