Мертвых не судят

Руденко Борис Антонович

— Я тебе все рассказал. Хочешь, нарисую?

— А ты бы по своему рисунку отыскал?

Быков секунду подумал.

— Вряд ли, — признался он.

— Вот видишь! Там вас только двое побывало: Емельянов и ты. Только Емельянов теперь раньше чем через месяц…

— Знаешь, Крапивин, я твоими делами сыт по горло, — устало сказал Быков. — На всю оставшуюся жизнь. Я домой хочу.

— Заставить тебя я, конечно, не могу…

— Еще не хватало!

Быков старательно отряхнул одежду от прилипших хвоинок.

— Домой пора, — сказал

он. — Хватит приключений.

Вертолеты ждали их у шоссе, нетерпеливо размахивая на холостом ходу винтами. Десантники охраняли небольшую группу задержанных. Или пленных. Тут же, чуть в сторонке, Быков увидел Петьку. Глуповато-растерянно хихикая, он спрашивал о чем-то десантников, не обращавших на него никакого внимания. Кажется, Петька пока еще не осознал происшедшего и не понимал, чего ждать от изменивших его жизнь событий. Забравшись в вертолет, он забился в угол, затих и съежился. Возвращение в большой мир было для Петьки сейчас много страшнее кошары с овцами Беслана.

* * *

В городке Быкову с Гульбахор легко удалось снять летнюю двухкомнатную пристройку к частному дому на тихой улочке с мощенной булыжником мостовой. Быков вошел в комнату, затененную от солнца плотными шторами, и увидел, что Гульбахор плакала. Глаза ее покраснели и припухли.

— Что случилось?

— Ничего, — почти враждебно ответила она и отвернулась.

— Тебя обидел кто-нибудь?

Гульбахор молчала. Он подошел ближе, осторожно положил руку на ее плечо, и она не выдержала, ткнулась лицом ему в грудь.

— Я… я хотела что-нибудь купить… поесть… — сквозь всхлипы говорила Гульбахор. — В магазине встала в очередь. Случайно задела сумкой одну… она меня туг же обозвала «черной», сказала: убирайся к себе… И вся очередь тоже… они все набросились на меня как безумные… А потом подошли двое в фуражках… казаки… они вытолкнули, вышвырнули меня вон. Они такое говорили мне… Что я им всем сделала? В чем я виновата? Что происходит с людьми, Костя?

— Успокойся, Гуля, — неумело утешал Быков. — Раздражены люди, напуганы, озлоблены. Все рушится вокруг, ты сама видишь, что происходит. Из-за нескольких дураков не стоит так расстраиваться.

— Что я им сделала? — не унималась она. — За что? Почему?

— От глупости, наверно. У тебя на родине русские во всем виноваты, у меня в Москве — евреи, здесь, видишь, — «черные». Разве кто признается, что сам в своих бедах повинен?

— Домой хочу, — Гульбахор стиснула виски, словно от сильной боли. — Пропадите вы тут все пропадом вместе со своими казаками.

— Это шпана была в фуражках, обыкновенная шпана, — с горечью сказал Быков. — Смута кругом. А в смуту шпана да уголовники обязательно на первых ролях. Думаешь, дома другое увидишь?

— Нельзя мне домой, — сказала Гульбахор. — Отрезано. Ты сам знаешь…

Она вдруг порывисто вскинула руки и обняла Быкова.

— Прости меня…

Быков опустил голову, к губы их встретились…

Потом они обессиленные лежали рядом. Все произошло слишком

неожиданно для него, и несмотря на то, что Быков в принципе допускал подобное развитие событий, сейчас он чувствовал сильное смятение. Он понимал, что только случай толкнул их друг к другу, случай да одиночество. Но ему отчего-то очень не хотелось, чтобы это было именно так, чтобы происшедшее забылось как дорожный эпизод, незначительное происшествие в ряду множества похожих,

Он осторожно повернул голову и взглянул на Гульбахор. Веки ее были опущены, на лице разлита покойная улыбка. Он осторожно поднялся.

— Куда ты? — сонно спросила она.

— Воды принесу из колодца. Ты пить хочешь?

Она медленно кивнула.

Быков вышел на крыльцо. Солнце клонилось к закату, но было знойно и жарко, стояла безветренная тишина, и негромкий хлопок из-за ограды, похожий на выстрел из духового ружья, прозвучал ясно и отчетливо. А вместе с ним раздался другой звук — тупой и страшный. Обдав висок Быкова горячим ветром, в косяк рядом с его головой вонзился свинцовый палец. Быков прыгнул спиной вперед, запнувшись о порог, ввалился в прихожую и что было силы захлопнул дверь.

Подбежала встревоженная Гульбахор.

— Что такое, Костя?

— На пол! — закричал он, дергая ее вниз за руку. — Нагнись немедленно!

Лихорадочно обшарил взглядом комнату и схватил кочергу — единственное подобие оружия. Гульбахор испуганно смотрела на него, стоя на коленях. Быков привстал и осторожно выглянул из-за занавеси на улицу. Там никого не было.

Неожиданно громкий стук в дверь заставил вздрогнуть обоих, Быков прижал палец к губам, потом крадучись вышел в прихожую.

— Константин! — услышал он голос Крапивина. — Ты дома?

Быков переложил кочергу в левую руку и отпер дверь.

— Здравствуй, — сказал Крапивин.

Он рассеянно прошел мимо него в комнату и лишь увидев сидевшую на полу Гульбахор и кочергу в руках Быкова, недоуменно поднял брови.

— Ты на улице никого не заметил? — спросил Быков.

— Нет, — пожал плечами Крапивин. — Машина какая-то проехала… Что у вас произошло?

— В меня стреляли, — сказал Быков, и Гульбахор негромко вскрикнула. — Только что, из-за забора, с улицы. Оружие было с глушителем.

Крапивин сунул руку под пиджак и метнулся к окну. Это запоздалое действие было инстинктивным, он тут же понял его бесполезность и вернулся на место.

— Я должен был предвидеть, — сквозь зубы проговорил он. — Тут такое дело… Извини, Гульбахор, нам с Константином поговорить надо.

— Я не хочу уходить, — упрямо сказала она.

— Иди, Гуля, — мягко попросил Быков. — Мы не долго.

Помедлив, она вышла в смежную комнату и плотно прикрыла за собой дверь.

— Емельянов убит, — без предисловий начал Крапивин, не глядя на Быкова. — Час назад, в больнице. В него выстрелили через открытое окно со двора. В палате он был один… и никто из персонала не слышал выстрела.