Мёртвый город
Шрифт:
— Чи-во?! — хором осведомились мои товарищи.
— Такое древнерусское слово — орало — доводилось слышать? В крылатой фразе одной хотя бы.
— А, это, — спустя пару секунд раздумий отозвался Лёд, — перекуём мечи на орала, да?
— Оно самое, — подтвердил я догадку. — Сельскохозяйственный инвентарь такой, для всякой крестьянской деятельности. Стало быть, мужики те землю возделывали.
Сделав паузу, я осмотрелся по сторонам. Интересно, а вот эту землю возделывать будут, или так пустырём и останется до неведомой поры? Впрочем, какое моё дело. Так, внутренний хомяк полюбопытствовал, да и успокоился практически сразу.
— И вопрошал колдун, что мол, православные, сеете, — продолжил я сказку. — И ответили
Мои непритязательные слушатели хором заржали. Как мало людям надо для счастья. Впрочем, чего греха таить, я и сам до плоских шуток падок. Особенно в те моменты, когда не надо изображать из себя приличного человека. Хохотнул и сам, и продолжил:
— Сказал тогда колдун первому, чтобы пшено у него уродилось золотое, а второму, — снова усмехнулся, — что — пояснять, полагаю, не надо.
— И что, целое поле выросло? — подал голос до сих пор молчавший Кузя.
— Два, — воздел я кверху согнутую в локте левую руку с отогнутыми большим и указательным пальцами. — С пиками точё… хэ-хэ, не тот анекдот… с пшеницей и с удами срамными.
— Ты чего, — поинтересовался Лёд, — с Кэпом и Садко переобщался? Заговорил так посконно.
— Матом в спокойной обстановке, — последовал от меня ответ, — говорить стараюсь поменьше. Вот то ли дело в бою…
Можно было бы рассказать товарищам байку про то, как лингвисты прошлого анализировали боевые действия Второй мировой и сделали наблюдения о благотворном влиянии обсценной лексики на время, требуемое для отдания команд, что якобы и стало одной из причин эффективности советских войск по сравнению с немцами, японцами и прочими воевавшими, но пустырь мы уже покинули, выйдя на не особо широкую улицу. Расслабон в сторону, о чём я товарищам и сообщил, снова максимум серьёзности и тишины. Электронный прибор наблюдения пока ничего подозрительного не показывал, но не идти же с ним перманентно, разглядывая каждую стенку. Да и всё равно не любую он «просветит», не боевая ведь, как предупреждал Призрак, модель.
— У меня нехорошее предчувствие, — пробурчал Лёха, когда мы достаточно прилично углубились в городскую застройку. — Да и какие-то шевеления мерещатся.
Ответить ему я не успел. Собственно, в этот самый момент мы вывернули на какую-то улицу пошире, метров через тридцать от поворота перегороженную вполне приличной стеной. На вершине которой шевеления заметил уже я. Да весьма недвусмысленные. Уж направляемое в мою сторону ружьё каких-то иных толкований кроме желания его обладателя в меня выстрелить вряд ли будет иметь. Проорав «к бою!», я широким веером свинца полоснул по верху. Выстрелили мы с тем, кто нас поджидал, одновременно. Вражеский стрелок, напуганный моей очередью, укрылся, рядом заорал трёхэтажным матом Кузя.
— Лёха, Лёд, стену на прицел! — громко распорядился я и в два прыжка оказался рядом с раненым. — Прикрывайте!
Левой рукой я ухватил младшего за эвакуационную петлю разгрузочного жилета. Прижав приклад автомата к боку, я коротко бросил «отход» и, держа под контролем пространство перед собой, побежал вперёд. От ранения Кузя, надо сказать, отошёл быстро и, благо тащил я его спиной вперёд, начал стрелять. Смысл сего до меня дошёл не сразу — лишь после сильного удара в затылок. Хорошо иметь шлем — так лишь оступился и едва не кувыркнулся мордой в асфальт, а вот без него пораскинул бы, хэ-хэ три раза, мозгами.
— У-у-у, су-у-уки, шлем поцарапали! — картинно взвыл я, едва мы оказались за поворотом, и опасность осталась где-то позади. — Что делать будем?
— Для начала отпусти меня, — донеслось откуда-то снизу. — Ничего серьёзного со мной не случилось, просто дробь по ногам прилетела.
Я, нервно усмехнувшись, выполнил Кузину просьбу. Это от удара в голову я таким рассеянным стал, интересно, или просто на нервной почве забыл? Кузя прошипел что-то явно непотребного
— Воды, — протянув руку, распорядился он. — Уй, бля, неприятно-то как!
Лёха передал брату флягу. Тот выдавил из блистера таблетку, запил и начал бинтоваться. Я отошёл и быстро выглянул из-за угла. Шевелений на стене не заметил, выстрелов не последовало.
— Говорить выходи, — прокричал я, нарушив установившееся затишье, — а то зажигалкой ёбну!
Проорав это, я снова укрылся за стеной. Несколько секунд было тихо, затем с той стороны последовал отзыв:
— А шо, неужели есть?
Я отошёл от стены, вскинул автомат и выстрелил из подствольного гранатомёта, целясь в неведомо как уцелевшую колонну уличного информационного терминала. Не знаю уж, осталась ли там какая электроника, или всю выковыряли нуждающиеся, и теперь вряд ли узнаю — цель скрылась за облаком пламени. Если что и оставалось, то никому уже не достанется. Когда же пирогель осел по довольно немалому — в полтора десятка квадратных метров примерно — пятачку асфальта, колонна почти расплавилась. Дефицитную, конечно, гранату израсходовал. Еле-еле четыре штуки урвал на складе, и то не без помощи Грома, но демонстрация возможностей того стоила. Ещё раз выглянув из-за угла, я увидел стоящего на стене в полный рост человека, размахивающего белой тряпкой. Загнав в подствольник ещё один снаряд — тяжёлая паранойя нам жить помогает! — я покинул своё укрытие и направился к стене, в которой открылся проход. Мне навстречу уже шли. Шёл, точнее. Один. Ружьё держал двумя руками, но так же, как и я автомат — стволом в землю. Лицо абсолютно невзрачное, гладко выбритое, взгляду зацепиться не за что. Глаза бегают, на меня старается не смотреть. Нервный какой-то, как бы не шмальнул. За челюсти опасаюсь — если тактические очки дробь ещё выдержат, то вот ниже лицо у меня не прикрыто никакой защитой.
— Из Стражей, значит? — сходу поинтересовался парламентёр, едва мы встретились на полпути примерно к укреплению.
Я молча показал собеседнику шеврон. Тот удовлетворённо кивнул и медленно повесил двустволку на плечо. Наивный, непуганый. Форму, как известно, надеть можно любую.
— Простите, не признали, — пробормотал он, опустив глаза. — Вчера бандиты снова налёт устроили, мы двоих потеряли, ну и вот…
— Что, какие-то недобитки остались? — прервал я собеседника.
— Вероятнее всего, — последовал ответ. — А вы как, их ищите, или просто разведка?
— Служебная информация, — уклончиво ответил я. — Но если вдруг поделитесь данными о местонахождении, возражать не станем. Надо поглядеть.
Удовлетворённый моим ответом, переговорщик покивал и произнёс:
— В гости, может, наведаетесь? Мы и по карте всё покажем, что надо, и покормим, да и раненого вашего обиходим.
Я пожал плечами и посмотрел мимо своего визави — на стену. У ворот шли какие-то вялые шевеления: двое с ружьями на плечах бродили вдоль стены, изредка косясь то на нас, то на догорающий участок асфальта, один, нервно теребя ремень висящего у него за спиной автомата, торчал прямо в проёме. Интересно, почему автоматчик не присутствовал во время краткой перестрелки на стене — как-никак, самый ценный член гарнизона на фоне остальных, кого пока что довелось увидеть. Впрочем, что уж тут поделать, рациональное мышление не каждому дано, особенно в неприоритетных вопросах. Бойцов из вчерашних офисных клерков, или кем эти люди до войны были, сделать можно, уж либо инструктор замотивирует, либо жизнь так припрёт, что придётся, хочешь не хочешь. А грамотных и инициативных — тут уж как получится. Не в данном случае, похоже. Неудивительно, что двоих, и при таких-то фортификациях, во время вчерашнего налёта бандиты убили, если, конечно, парламентёр не соврал, попытавшись оправдать стрельбу без предварительных переговоров.