Мертвый и живой
Шрифт:
Глава 51
По телефону Девкалион велел им ехать к главным воротам свалки «Кроссвудс».
– Вас там встретят. Они – Гамма и Эпсилон. Но вы можете им доверять.
Длинные ряды сосен разошлись ради главного въезда на свалку. По верху сетчатых ворот высотой в десять футов, со щитами-предупреждениями, тоже натянули колючую проволоку, как и на заборе, который подходил к ним с обеих сторон.
– Они же Новые люди, – Карсон надавила на педаль газа, плавно сбрасывая скорость. – Как мы можем им доверять? Я нервничаю, мне не по себе.
– Это всего лишь кофеин.
– Это
– Девкалион им доверяет, – напомнил Майкл. – Мне этого достаточно.
– Полагаю, я знаю, на чьей он стороне, все так. Но иногда он по-прежнему такой странный, такой мрачный, и так трудно понять, что он задумал.
– Давай посмотрим, что мы имеем. Ему больше двухсот лет. Его сделали из частей трупов, которые утащили с тюремного кладбища. Половина лица у него красивая, а проваленная – в татуировке, призванной скрыть масштаб повреждений. У него два сердца и никому не известный набор внутренних органов. Он был монахом, звездой в ярмарочном шоу уродов, о сотне других его профессий мы, возможно, никогда не узнаем. Он видел два столетия войн, прожил три среднестатистических жизни, которых вполне хватило, чтобы хорошенько подумать и об этих столетиях, и о войнах, прочитал, похоже, все книги, достойные прочтения, в сто раз больше, чем ты, наверное, в тысячу раз больше, чем я. Он жил в период заката христианства и подъема новой Гоморры. Он может открывать двери в воздухе и выходить из них на другом конце света, потому что молния, оживившая его, принесла ему, среди прочих, и этот дар. Послушай, Карсон, я не понимаю, почему ему не быть странным, мрачным, непонятным. Ты права… возможно, он расставляет нам ловушку, он все время лгал о том, что хочет добраться до Виктора, они просто решили заманить нас на свалку, чтобы съесть на завтрак.
– Если и дальше будешь нести чушь, «Ноу-Доз» больше не получишь.
– Не нужны мне никакие «Ноу-Доз». У меня такое ощущение, что мои верхние веки пришиты к бровям хирургической ниткой, только потому и не опускаются.
В свете фар ворота «Кроссвудс» начали открываться внутрь. За ними лежала чернота свалки, еще более темная, чем безлунная ночь по эту сторону забора.
«Хонда» миновала ворота, и из темноты выступили две фигуры с фонариками.
Один – мужчина с грубоватым, но симпатичным лицом, в грязной белой футболке, джинсах и высоких, до бедер, резиновых сапогах.
В отсвете фонарей женщина выглядела, как кинозвезда. Светлые волосы следовало вымыть, лицо кое-где пятнала грязь, но красота ее была слишком уж яркой, чтобы кто-то принял во внимание такие мелочи.
Лучом фонаря мужчина показал Карсон, где припарковать «Хонду», а женщина махала им рукой и улыбалась, как самым дорогим родственникам, которых давно не видела.
Одеждой (грязная белая футболка, джинсы, высокие сапоги) она не отличалась от мужчины, но этот непривлекательный наряд каким-то образом только подчеркивал, что у нее тело богини.
– Я начинаю думать, что наш Виктор не ученый, а сексуально озабоченный, – пробурчала Карсон.
– Полагаю, ему без разницы, создавать их с округлостями или плоскими. Деньги те же.
Выключив сначала фары, а потом двигатель, Карсон повернулась
– Мы возьмем все оружие.
– На случай, если нам придется защищать нашу добродетель.
– Раз уж мы планируем, что ты будешь отцом моих детей, я защищу и твою добродетель.
Они вышли из «Хонды», каждый с двумя пистолетами в кобурах и пальцами правой руки, сжимающими рукоятку «Городского снайпера» с направленным в землю стволом.
Мужчина не протянул руку.
– Я – Ник Фригг. Управляю этой свалкой.
Вблизи женщина выглядела еще более ослепительной, чем из кабины. Энергия била в ней ключом, она лучилась дружелюбием и энтузиазмом, просто не могла не нравиться.
И затараторила:
– Магазин, магнитофон, мадера, мазда, макулатура, малышка…
– Дайте ей шанс, – подал голос Ник Фригг. – Иногда ей трудно найти нужное слово, что бы начать.
– …мама. Мать! Этой ночью мы видели мать всех-с-кем-пошло-не-так.
– Это Ганни Алекто, – представил ее Фригг. – Она – водитель, как мы их называем, галеона, большого бульдозера, который разравнивает мусор и утрамбовывает его.
– С-кем-пошло-не-так – это кто? – спросил Майкл.
– Эксперименты в «Руках милосердия», которые закончились неудачей. Специализированные биологические машины, может, какие-то воины, призванные помочь нам в Последней войне, даже некоторые Альфы и Беты, которые не оправдали ожиданий.
– Мы хороним их здесь, – добавила Ганни Алекто. – Мы оказываем им все почести. Это выглядит глупо, глупо, глупо, но они, как и мы, вышли из резервуаров сотворения, поэтому они, в каком-то смысле, одна с нами семья.
– Этой ночью глупо не выглядело, – не согласился с ней Ник.
На лице Ганни отразился благоговейный восторг.
– Да, этой ночью, в большой дыре, все было по-другому. Мать всех-с-кем-пошло-не-так – самое прекрасное, что есть на Земле.
– Она изменила нас, – кивнул Ник Фригг.
– Совершенно изменила нас! – воскликнула Ганни.
– Заставила нас понять.
– Гантели, гаражи, гипермаркеты, гироскопы, годы, головы. Головы! Мать всех-с-кем-пошло-не-так заговорила у нас в головах.
– Она нас освободила. Мы больше не должны делать то, что привыкли делать.
– Мы перестали ненавидеть таких, как вы, – Ганни ослепительно улыбнулась. – Мы теперь другие… почему мы вообще ненавидели?
– Это хорошо, – кивнула Карсон.
– Мы так сильно вас ненавидели, – призналась Ганни. – Когда на свалку присылали Старых людей, мы топтали их лица. Топтали их, пока от них не оставались только осколки костей и размазанная по мусору кровавая пульпа.
– Собственно, даже в самом начале этой ночи мы проделывали то же самое с такими, как вы, – добавил Ник.
– Это случилось до того, как мы спустились в большую дыру, встретили мать всех-с-кем-пошло-не-так, и нам открылась истина, – уточнила Ганни. – Чел, ох, чел, жизнь теперь совсем другая, это точно.
Карсон перехватила «Городского снайпера», держала его двумя руками, нацелив ствол в небо, а не в землю.
Майкл ненавязчиво проделал то же самое.
– Так где Девкалион? – спросил он.
– Мы отведем вас к нему, – ответил Ник. – Он действительно первый, не так ли, первый сделанный человеком человек?