Мертвый сезон в агентстве 'Глория'
Шрифт:
– Верно, – поддержал Леня. – Чего-то ты, Григорий Степанович, лапшу нам на уши вешаешь! То в общаке, то у Япончика!
– Все! Уходим! – быстро подвел итог Князь и шагнул к двери.
Коновалов привстал, что-то хотел еще сказать, но в этот момент в комнату вошли двое боевиков…
Подходя к машинам, братаны услыхали короткую автоматную очередь, донесшуюся из дома.
– Открывай ворота! – приказал Князь охране Отца. А Леня вернул старшему его сотовик и добавил:
– Можешь звонить хоть самому черту!
Машины выехали за ворота и,
Хоронили Коновалова на том же Ваганьковском, поблизости от могилы Малюты. Так встретились и в мире ином последний царь воровского мира и его верный слуга.
Речи говорились короткие, но прочувствованные. Выступали главным образом пожилые авторитеты и «законники». Молодежь смотрела, слушала и помалкивала. Князя на кладбище не было. Говорили, что он еще на прошлой неделе срочно вылетел в Приморье по каким-то спорным криминальным делам. Стрелку проводил между братвой Владика и Хабаровска. Так что вроде и подозрения, будто смерть Отца была делом его рук, отпадали сами по себе. А коноваловская охрана молчала как воды в рот набрала: никого не видели, ничего не слышали, никто в тот вечер в особняке не появлялся.
Один доктор Штиль что-то знал, но его показания ничего не добавляли следствию. Он слышал автоматную очередь, а пока спустился со второго этажа да нашел Григория Степановича, который лежал в гостиной, время прошло и убийца давно сбежал. Коновалов же предстал перед его глазами лежащим под пледом, наискось простреленным автоматной очередью.
Не появился Князь, естественно, и на поминках, для которых на сей раз сняли «Метрополь». Он прилетел из Владика лишь на следующий день. Собрал соратников для большого разговора, а еще через два дня на тайной воровской сходке в подмосковном Голицыне Виктор Алексеевич Князев был избран новым хозяином российской криминальной империи.
– …Полмиллиона баксов! И это последнее предупреждение.
– И куда перевести? – сжимая телефонную трубку в руке, сиплым голосом спросил Бояров.
– Не валяй дурочку, Боярин! И банк, и счет тебе давно известны.
– Все сказал? – дрожа от ярости, спросил Бояров.
– Все!
– Тогда послушай и ты, крыса вонючая! Ни хрена не получишь! Понял, сука?! – И отшвырнул трубку в сторону.
Машинально обернулся и увидел застывшую в дверях жену. Та была необычно бледна и серьезна.
– Они? – спросила тихо.
– Ты о ком? – как бы не понял Бояров.
– Не смеши меня, Николай, – строго сказала Елена. – Мне уже звонили, и не раз. Однажды просто отматерили, а так – молчат и дышат в трубку.
– Не бойся, родная. Не стоит переживать из-за каких-то…
Она прижала палец к губам:
– Не так громко. Пожалей Аннушку.
– Да, прости, я все забываю, что она снова с нами… Чем она занимается?
– Читает. Рисует. Собирается с подружкой в Третьяковку. Коля, я начинаю бояться за нее.
– Есть же охрана. Они глаз с нее не спускают.
– Ах, Коля-Николай! Ты же знаешь цену такой охране…
– А что ты предлагаешь? –
– Во-первых, спокойно. А во-вторых… Есть люди, которым можно полностью доверять.
– Ты опять об этих твоих «волках»? Смысла не вижу…
– Ты звонил Турецкому?
– Зачем?
– Рассказать об этих угрожающих звонках… Об их требованиях! Нельзя же в конце концов сидеть, сложа руки, и ждать, пока на твою голову посыплются шишки!
– Мы недавно встречались…
– Когда это было?
– Незадолго до того, как отнесли Коновалова на Ваганьково.
– Ну и о чем у вас шла речь? – не отставала жена.
– О наших с ним делах, – уклончиво ответил Бояров.
– У тебя имеются общие дела со следователем-"важняком"? – удивилась Елена. – Это что-то новое!
– Да речь-то как раз и шла о… – Бояров запнулся и остро взглянул на жену. Закончил фразой: – Кажется, я что-то начинаю понимать… Да, сегодня же свяжусь с Турецким.
– Николай, я не лезу в твои дела, но предупреждаю: если ты не примешь меры, их приму я.
– В смысле?
– Сама поеду к Турецкому!
– И снова сорвешь с петель ворота?
– Если придется, сорву!
И она покинула его кабинет. А Николай Андреевич, заперев за женой дверь, вернулся к телефону и позвонил в Генеральную прокуратуру. Он не хотел, чтобы жена даже случайно услышала некоторые детали, которые могли бы всплыть в разговоре со следователем…
Час спустя к особняку Бояровых на Пречистенке подъехал джип и из него вышел Филипп Агеев. Предупрежденная о его приезде охрана без разговоров пропустила в дом. А спустя еще полчаса Аннушка, оказавшаяся очень милой, вежливой и наблюдательной девочкой, рассказывала дяде Филе о том, как выглядит Лондон.
Два дня не мог нарадоваться Филя на свою юную клиентку – такая он была тихая, послушная, только что не в рот ему смотрела, слушая фантастические рассказы о том, как спецназ работал в Афганистане и Чечне, как ловили бандитов и лазали по горам. Но тут Филя допустил трагический прокол: он не знал, что у этой юной соплюхи характер бояровский.
И когда она заявила, что ей позвонила подружка, которая живет рядом, в двух шагах, на Остоженке, и позвала ее в театр на Таганке, куда у той были уже два билета, Филя категорически сказал, что одну ее не отпустит, а надо достать третий билет, чем он сейчас и займется.
Пока он звонил в «Глорию» и договаривался с Денисом Андреевичем, что Голованов подъедет к театру заранее и постарается кровь из носу добыть еще один билет, Аннушка вышла к охране и сказала, что дядя Филя ее отпустил ровно на пять минут. Ничего не подозревавший охранник открыл ей калитку и даже подмигнул: беги, мол.
Филя, не найдя девочку в доме, пулей вылетел во двор, услышал от охранника Аннушкину версию и схватился за голову. Пока разыскали телефон подружки, пока до нее дозвонились, шло время. А подружка сказала, что они действительно договорились встретиться с Аннушкой, но та почему-то не пришла. Хоть обещала…