Мертвый шар
Шрифт:
– Я? – взвился оскорбленный коллежский секретарь. – Никогда! Наоборот, всегда говорил, что Родион Георгиевич обладает исключительными талантами!
– Нет, милостивый государь! – вскричал еще громче губернский секретарь. – Это я всегда утверждал, что Родион Георгиевич – выдающийся специалист и мудрый начальник. Под его руководством – одно наслаждение служить.
Чиновники продолжали препираться, распаляясь в праведном гневе. А совсем рядом ворчал приникший к открытому окну пристав: «Вот ведь, подлецы, продали ни за грош. Сколько им добра сделал. Ну ничего, и не таких молодчиков обскакивали».
Сам
Разобравшись с одним, Родион принялся за другое. Оказалось, проследить биографию госпожи Нечаевой по документам невозможно. Наверняка известно, что до недавнего времени числилась она по Врачебно-санитарному комитету бланковой проституткой. Но буквально на днях ее вычеркнули для улучшения отчетности, так что бумаги сохранились чудом. Была ли до этого билетной, и вовсе неизвестно. Как только девица переходила в другое звание, отчетность сразу улучшалась, то есть документы списывались. Никаких иных данных на нее не обнаружено. Справка из паспортного стола подтверждала: имеет разрешение на проживание в столице и приписана к меблированным комнатам Худякова. Заграничного выездного и личного паспорта не имеет.
О госпоже Незнамовой удалось выяснить несколько больше. Родилась не в Базеле, а в Петербурге, действительно была сиротой, вернее подкидышем, выросла в сиротском доме. После чего трудилась белошвейкой, продавщицей, но, что удивительнее всего, числилась бланковой, то есть проституткой, как минимум последние три месяца. С учетом даты выдачи бланка – уже семь лет. Рекорд в своем роде. Была ли до этого билетной, что вполне логично, справок не имелось. Впрочем, как и паспортов. Как с таким послужным списком ей дали ангажемент в «Аквариуме» и при этом ни один репортеришка не докопался, что на сцене выступает действующая проститутка? Истинная загадка.
А вот с одноглазым трупом было куда проще: за последние дни ни участкам, ни больницам такой подарок не попадался.
Вынырнув из океана фактов и справок, Родион ощутил, что плавает в океане вранья. Врали все. Глупо и умно, тонко и нагло, но врали. Для чего? Ответов было несколько, и только один из них, быть может, правильный. Словно разнообразные дамы и господин надели древние театральные маски и разыграли трагедию. И даже рок не забыли.
Пристроив глазастую баночку в письменном столе, Родион подхватил саквояж с чистым бельем, в которое мечтал облачиться, и связку книг, куда же без них. На выходе ему чинно поклонились чиновники Редер и Кручинский и даже устроили некоторую толкотню за честь открыть господину Ванзарову дверь.
Прогулка через уснувший Сенной рынок напомнила об усталости. Родион уже мечтал, как рухнет в подушку, как сладко сожмет ее… Он был уже у ворот своего дома, когда сзади кто-то отчаянно вскрикнул.
12
В хилом свете газовых фонарей предстало
– Фрейлейн фон Рейн? – до конца не веря собственным глазам, спросил Родион. – Что вы тут делаете?
– Спасаю вам жизнь, – ответила Ирма, пыхтя, и подкрутила захват. – А ну, лежать тихо…
Жертва застонала и слезным голосом попросила пощады.
Саквояж с вязанкой томов выпал на тротуар. Родион наклонился к пойманному: лицо обычное, посыльный в лавке или работник мастерской, лет не более четырнадцати, еще мальчишка, глуповат и трусоват. На убийцу явно не тянет. И попросил его отпустить. Паренек, скуля, потирал крученый локоть, но бежать не собирался.
– Письмо передать велели, – всхлипнув, сказал он. – А она…
– Кому письмо? – ласково спросил Родион.
– Да откуда мне знать, сказали, в квартиру №*, в дверь сунуть, и все. Рубль дали. За что обижаете…
Как нарочно, в этой квартире обитал некто Ванзаров. А потому жилец поинтересовался:
– Ты вчера письмо приносил?
– Само собой. – Парнишка даже удивился такой глупости: барин плотный, а таких простых вещей не понимает.
– Кто же тебя попросил?
– Да барышня какая-то. Сунула два письма, сказала одно вчера отнесть, другое нынче. Рубль дала, мало, конечно, но, может, господин хороший не пожалеет…
Адресат попросил письмо. В конверте оказался листок со словами, напечатанными типографским шрифтом:
Все те же строчки источали запах, который Ванзаров, несомненно, знал. Такой знакомый, но не вспомнить.
– Что за барышня? – все так же ласково спросил чиновник полиции.
– Деваха какая-то, я почем знаю. Первый раз ее видел, – парнишка утер нос.
– Тебя как звать?
– Никитка.
– Скажи, Никитка, деваха кому велела передать: Ванзарову?
– Нет, только сказала адрес и деньгу дала.
– Узнать ее сможешь?
– Почем я знаю? Деваха как деваха… Отпустите, чего мучаете. Зла не делал…
Пообещав трешку, если Никитка скажет, где его найти завтра, Родион узнал адрес: парнишка трудился подмастерьем в жестяной лавке неподалеку. Добровольный почтальон был отпущен в ночь, а к госпоже фон Рейн обращен строгий взгляд:
– Так что делаете в такое время в таком месте?
– У берлинской полиции своя методика изучения проституции, – сердито ответила Ирма.
Ситуация оказалась довольно комичной. Желая подробнее изучить уличных соблазнительниц, Ирма отправилась на вольную охоту. Ночные бабочки на Садовой улице в грубой форме отказывались говорить с незнакомой госпожой. Ирма была в отчаянии, как вдруг увидела на другой стороне улицы знакомую косолапую фигуру. Она не собиралась беспокоить господина Ванзарова, но заметила, что за ним следует подозрительный тип. А когда тип сунул руку за пазуху, словно за ножом, инстинкт полицейского сработал – Ирма бросилась на помощь.