Мерзость
Шрифт:
— Не будем плохо говорить о мертвых, — сказал я, все еще кашляя.
— Вовсе не плохо, — возразил Дикон. — Я просто придерживаюсь фактов. В двух экспедициях, в которых я участвовал вместе с ним, Джордж вечно что-нибудь забывал, терял или оставлял на месте ночевки — носки, бритвенный прибор, шляпу, рулон туалетной бумаги… Просто он был таким.
— И все же… — начал я, но не нашел других аргументов.
Дикон прикрыл глаза ладонью — мы обыскивали тело Мэллори, сняв очки, поскольку облака были уже прямо над нами, — и посмотрел на склон, пытаясь что-то разглядеть в снежном
— Те овраги внизу и эта сторона первой ступени, под Желтым поясом, — по ним очень трудно спускаться в темноте, без электрического фонарика, ламп или свечей.
Мы все посмотрели на скалы и овраги высоко над нами.
— Исходя из того, что тело не сильно изуродовано — а также из факта, что Мэллори был еще в сознании и пытался задержаться на склоне, что ему в конечном итоге удалось, — можно с уверенностью сказать, что он упал не с северо-восточного склона. — Дикон подтвердил мою догадку. — И почти наверняка не с такой высоты, на которой находится Желтый пояс. Скорее всего, он сорвался с какого-нибудь оврага или с каменной гряды внизу, ближе к нам.
— Тогда Сэнди Ирвин может ждать нас там, — сказала Реджи.
Дикон пожал плечами.
— Или Ирвин сорвался первым и утащил за собой Мэллори. Мы этого не узнаем, если не найдем тело Ирвина.
«Хочешь сказать, что после всего этого мы продолжим поиски?» — устало подумал я.
И тогда Дикон приказал нам возвращаться в пятый лагерь, пока ветер не стал еще сильнее, а среди вихрей снега еще можно было что-то разглядеть.
— Получается, ничто из найденного на теле Джорджа Мэллори не может нам подсказать, поднялись ли они с Сэнди Ирвином на вершину или нет, — говорит Реджи. — И часы, и высотомер Мэллори разбились и лишились стрелок.
— Возможно, именно отсутствующее даст нам ключ к разгадке, — замечает Дикон.
Я выглядываю из глубин своего грязного пухового спальника.
— Фотоаппарат «Кодак»?
— Нет, — говорит Дикон. — Фотография Рут, жены Мэллори. — Нортон и все остальные, с кем я беседовал, говорили, что он взял с собой фотографию из четвертого лагеря — там ее не нашли, как и в двух верхних лагерях, — поскольку обещал Рут, что оставит ее на вершине.
— Или в самой верхней точке, откуда ему пришлось повернуть назад — одному Богу известно где, — прибавляет Же-Ка.
Дикон кивает и принимается грызть чубук холодной трубки.
— Отсутствие фотографии нельзя считать доказательством, что он побывал на вершине, — говорит Реджи.
— Нельзя, — соглашается Дикон. — Только того, что Мэллори ее где-то оставил. Возможно, как предположил Жан-Клод, в самой верхней точке, перед тем, как повернуть назад… где бы это ни было.
— А меня интересует пропавшая камера, — говорит Пасанг. Его низкий голос, как всегда, мягок и нетороплив.
— Почему? — спрашиваю я.
— А когда вы отдаете свой фотоаппарат другому человеку? — вопросом на вопрос отвечает высокий шерпа.
— Когда просите вас сфотографировать, — говорит Реджи. — Мэллори мог… отдать Ирвину свой «Кодак» на вершине, после того как сфотографировал молодого человека.
— Это всего лишь догадка, — возражает
— Легко сказать, — выдавливаю я между приступами кашля. — Похоже, я совсем не могу заснуть на этих долбаных высотах.
— Не выражайся, Джейк, — говорит Дикон. — Среди нас дама.
Реджи закатывает глаза.
— У меня с собой есть снотворное, — предлагает Пасанг. — Гарантированные три или четыре часа сна.
Все умолкают, и я представляю, что они думают о том же, что и я: «Пока мы будем дрыхнуть, ветер сдует нашу палатку в пропасть».
Я открываю рот, чтобы выразить свое мнение, но Реджи останавливает меня, вскинув руку.
— Тихо, все, — шепчет она. — Я слышу голос. Чьи-то крики.
Моя рука покрывается мурашками.
— При таком ветре? — удивляется Дикон. — Это невозможно. Четвертый лагерь далеко внизу, и…
— Я тоже слышу, — говорит Пасанг. — Там, в темноте, кто-то есть, и он кричит.
Часть III МЕРЗОСТЬ
Глава 1
Примечание для мистера Симмонса. Вплоть до этой части я излагал свою историю преимущественно в настоящем времени, поскольку использовал записи из дневника и заметки, которые сделал летом и осенью 1924 г., а также весной 1925 г. Настоящее время помогло мне оживить воспоминания. Я знаю, что это не очень профессионально с моей стороны, но эту последнюю часть своей истории я рассказывал только одному человеку и ни разу не записывал. Теперь я записываю ее так, как помню теперь, в прошедшем времени, но вы должны понимать, что каждое слово в ней настолько точно и правдиво, насколько я в состоянии вспомнить и рассказать, и что вы второй человек с 1925 г., который услышит эту часть истории.
Через пять минут после того, как Пасанг подтвердил, что слышит крики, мы втроем — Дикон, Пасанг и я — выскочили из палатки прямо в снежный вихрь. Было решено, что кто-то должен остаться внутри и держать стойки. Реджи вызвалась сама, а мы с Же-Ка бросили монетку, и он проиграл.
— Вы все еще слышите? — крикнул Дикон Пасангу.
— Нет, но кое-что вижу, — ответил шерпа. Он указал вниз, в то место футах в 300 от нас, где находились остатки двух палаток на первоначальном месте нашего пятого лагеря.
Из-за снега, кружащегося в конусе света шахтерской лампы, я не сразу его увидел: красное свечение за большими валунами футах в 100 ниже нас.
Связавшись веревкой — мы не стали тратить время, чтобы надеть «кошки», — мы стали спускаться по крутому склону; я шел первым. Из-за сильного ветра на камнях было не очень много снега, но толстый слой льда делает камни еще более скользкими, чем обычно. Странное ощущение — снова идти в одних шипованных ботинках, без «кошек». Мне уже не хватает ощущения безопасной опоры, которое в последние дни обеспечивали мне «кошки».