Мерзость
Шрифт:
Через пятнадцать минут мы добрались до места нашего первоначального пятого лагеря; одна палатка была разорвана камнепадом, вторая рухнула, открывая нам брызги красного огня. Совершенно очевидно, что это не недолговечная ракета Вери, а скорее железнодорожный осветительный патрон, один из тех, что мы тоже привезли с собой, красных и белых.
В десяти футах от осветительного патрона на спине неподвижно лежал человек в куртке на гусином пуху, которую носили участники нашей экспедиции. Он упал рядом с клапаном целой, но упавшей палатки Мида.
Мы наклонились над ним; лампы освещали его обращенное
— Это Лобсанг Шерпа, — сказал Дикон. — Он мертв.
Когда в понедельник утром мы встретились в четвертом лагере, Ричард сказал, что днем раньше доставлял груз в пятый лагерь с несколькими носильщиками, и Лобсанг выполнял обязанности сирдара. Теперь, восемнадцать часов спустя, Лобсанг, невысокий, но выносливый «тигр», заслуживший должность сирдара невероятно тяжелой работой и долгими переходами, действительно выглядит мертвым — рот открыт, зрачки неподвижные и расширенные.
— На сегодня хватит трупов, — сказал Пасанг и поставил на землю рюкзак. Он единственный взял с собой вещи. В дрожащем свете ламп и вихре снежинок из тяжелого рюкзака появляется кожаный медицинский саквояж. — Мистер Перри, — обратился он ко мне, — будьте так любезны, расстегните куртку Лобсанга Шерпы и всю остальную одежду, чтобы обнажилась грудь.
Я опустился на крутой склон на одно колено, снял неудобные верхние варежки и сделал то, что сказал Пасанг, — хотя не верил, что методы первой помощи помогут человеку, который выглядит мертвым, а его лицо покрыто тонким слоем кристалликов льда, принесенных ветром.
Но Пасанг извлек из саквояжа самый большой шприц из всех, что я когда-либо видел, если не считать скетча, разыгранного студенческим театром в Гарварде. Игла была не меньше шести дюймов длиной, а сам шприц напоминал скорее ветеринарный инструмент, которым делают прививки рогатому скоту, никак не подходящий для человеческого существа.
— Держите ему руки, — попросил Пасанг и провел пальцами по голой коричневой груди Лобсанга. Немигающие глаза шерпы по-прежнему смотрели в вечность.
«Зачем держать ему руки? — помнится, подумал я. — Труп куда-то собирается идти?»
Пасанг деловито пересчитал ребра, нащупал под кожей шерпы острую грудину, затем обеими руками поднял шприц фута на три над телом и с силой проткнул кожу и грудину Лобсанга, вонзив иглу прямо в сердце. Конец иглы, проходя через грудину, издал довольно громкий щелчок, различимый даже сквозь шипение гаснущего сигнального патрона и завывание ветра. Пасанг надавил на поршень огромного шприца.
Тело Лобсанга выгнулось дугой — он слетел бы со склона горы, если бы мы с Диконом не удержали его, — и маленький шерпа начал жадно глотать ртом воздух.
— Господи Иисусе, — прошептал Дикон. Я был с ним полностью согласен. Такого медицинского чуда мне еще не приходилось видеть. И не придется следующие шестьдесят с лишним лет.
— Укол адреналина в сердце, — выдохнул доктор Пасанг. — Единственное, что может его оживить.
Пасанг уперся ногой в камень рядом с шерпой и выдернул иглу из его груди — мне рассказывали, что именно таким движением солдат учат извлекать застрявший штык из тела врага. Лобсанг вздохнул, заморгал и попытался сесть. Через несколько секунд мы с Пасангом уже помогали ему встать на ноги, обутые в тяжелые
Как ни удивительно, Лобсанг был в состоянии держаться на ногах. В противном случае мы были бы вынуждены его оставить — на этой высоте даже троим людям не под силу перенести такую тяжесть на 100 футов вверх по крутому склону. Вчетвером мы заковыляли вверх к «большой палатке Реджи» — мы с Диконом поддерживали тяжело дышавшего и все время моргавшего шерпу, а замыкал шествие Пасанг со своим тяжелым рюкзаком. И раньше было мало надежды, что пять человек могут выспаться под брезентовым куполом, а теперь, когда к нам присоединился шестой, шансы на это приближались к нулю. Так что я испытывал неоднозначные чувства от того, что этот шестой оказался жив.
Несколько часов назад мы разогревали на печке «Унна» воду и суп, а теперь Реджи дала тяжело дышащему Лобсангу какао. Он залпом проглотил напиток. Когда шерпа немного пришел в себя и, похоже, обрел способность говорить, Реджи задала ему первый вопрос, сначала на английском, а потом на стрекочущем непальском:
— Почему ты пришел сюда в темноте, Лобсанг Шерпа?
Глаза носильщика снова широко раскрылись, и в моей памяти снова всплыла жутковатая картина, как несколько минут назад эти же мертвые глаза смотрели в пространство.
Он что-то пробормотал по-непальски, оглянулся и повторил на плохом английском:
— Вы должны спуститься, мемсахиб, сахибы и доктор Пасанг. Вы должны спуститься, прямо сейчас. Йети убили всех в базовом лагере!
Глава 2
Каким-то образом нам все же удалось вздремнуть несколько часов перед серым полумраком, который заменял рассвет в центре густого облака. Лобсанг Шерпа все время дышал кислородом, на минимальной подаче, и поэтому спал крепче всех. Остальные время от времени делали несколько глотков «английского воздуха», когда холод — а в моем случае кашель — становились уж совсем невыносимыми. Леди Бромли-Монфор было позволено первой удалиться за камень, служивший нам туалетом, а затем наружу вышли и все остальные, по одному или парами. Преимущество сильного обезвоживания на высоте больше 25 000 футов состоит в том, что почки напоминают о своем существовании не слишком часто.
Мы не пытались разжечь печку, даже несмотря на то, что у нас еще оставались шесть брикетов твердого топлива. Удовлетворились двумя маленькими термосами, которые наполнили накануне вечером.
Одеваясь, мы почти не разговаривали. Дикон задал Лобсангу несколько вопросов о тех «йети», которые напали на лагерь, но шерпа не мог сказать ничего вразумительного, а мы, четверо сахибов, все равно не верили в существование йети. Самым большим скептиком был Дикон, который видел следы «монстра» в 1921 и 1922 годах. Он несколько раз напомнил нам, что жаркие солнечные лучи растапливают обычные следы четвероногих, так что они становятся похожими на отпечатки гигантских ног. Полагаю, можно утверждать, что в 1925 году в отношении йети я был скептически настроенным агностиком, но точно знаю, что не верил в то, что какое-то большое двуногое существо поедает наших носильщиков-шерпов.