Месье, сделайте мне больно
Шрифт:
– Да, и моим другом тоже.
– Тебе, должно быть, тяжело. Дело будет улажено таким образом, чтобы эти факты не получили огласки. Нет смысла очернять его память. Я должен тебе это после всех неприятностей, которые я тебе устроил.
Я находил, что он слишком уверен в своих выводах. Может, он не дал себя одурачить и чувствовал себя спокойнее, признав меня непричастным к делу?
Словно чтобы подтвердить это впечатление, он добавил:
– Надо поужинать вместе в ближайшее время… Кто знает, может, ты сможешь сказать, почему так настойчиво звонил мне на прошлой неделе?
Я с неопределенным видом согласился.
Прежде чем уйти, я спросил у него:
– Как ты получил показания Май Ли?
– Я пригрозил, что отошлю ее обратно в Камбоджу.
Я в ужасе смотрел
– И ты бы это сделал?
У него был немного смущенный вид.
– Простая угроза. Ты же знаешь полицию.
В самом деле я начинал ее узнавать. Я поблагодарил его и, еще раз пожав ему руку, вышел из кабинета.
В соседней комнате диск-жокей расхваливал достоинства акустической системы Хай-Фай, которая позволяла благодаря опции «синхронный таймер» засыпать или просыпаться под музыку при автоматическом включении станций, введенных в память.
Он скользнул по мне безразличным взглядом.
Снаружи я едва обратил внимание на холод.
Я шел до своего дома как сомнамбула, одновременно оглушенный и освобожденный тем, что Злибовик для меня сделал. Однако было уже два часа, и вскоре должны были появиться мои пациенты.
На улице Данкерка мусороуборочные машины блокировали движение. Поравнявшись с ними, я выбросил отмычку от кладбищенских ворот в урну, содержимое которой тут же исчезло в кузове грузовика. Затем поспешил домой, чтобы не заставлять ждать пациентов.
«Невротики по средам» сменяли друг друга, так что ничего примечательного не произошло. С первой встречи, чтобы «посмотреть», до курса реабилитации, на который их ко мне направляла больница, я видел те же страх жизни и нерешительность, едва дело доходило до серьезного лечения. «Мы слушаем джунгли», – сказал мне Злибовик. Формулировка меня устраивала, но, судя по тому, что я слышал, дела у джунглей шли, скорее, плохо.
Последний пациент ушел около шести вечера. В восемь у меня была назначена встреча с Флоранс. Я покинул кабинет, устроился, как обычно, на канапе в гостиной и включил радио. По «Франс-Мюзик» [34] передавали «Miserere»Аллегри. Это отвлекло меня от Джима Моррисона и Пер-Лашез. «Miserere» было одним из моих любимых произведений. Я любил торжественность его хоров, их настойчивую важность, откуда поднимался, как бы несомый ими, звук «до» верхней октавы абсолютной чистоты. В течение почти двух веков оно исполнялось в Сикстинской капелле. Там постепенно тушили свечи, и темнота, окутывая таинственное пение, придавала ему дополнительную нотку божественности. Несмотря на религиозный характер произведения, я находил эту музыку чрезвычайно чувственной. Она очищала меня от всего, что я перенес в последние дни, и я мог бы слушать ее часами, когда вдруг меня осенила идея. Безумная мысль, которая не понравилась бы моему банку, если бы он узнал. Но в моем положении это немногое бы изменило.
34
Название радиостанции.
Я выключил радио, поднялся в кабинет, взял двадцать тысяч франков, принадлежавшие Ольге, потом схватил пальто и помчался к своей машине, припаркованной перед лицеем Жак-Декур.
Часом позже я оставил машину на углу улиц Скриба и Обера. Передо мной, построенный из того же камня, что и здания в стиле Хауссманна, высился гордый и кричащий фасад башни. Гигантская вывеска, висевшая над входом, образовала яркое пятно в темноте. На ней было два слова, которые были мне как нельзя более знакомы:
Огромная масса народа толкалась внутри. С приближением праздников в магазине постоянно толпились люди. Щиты, развешанные повсюду, информировали, что магазин открыт до десяти вечера. Наподобие «Тиффани» в Нью-Йорке он был построен по принципу супермаркета, с явным намерением составить конкуренцию ювелирным на Вандомской площади и улице Мира, совсем рядом. В свое время это вызвало хор протестов, особенно у элитарного Вандомского комитета, [35]
35
Вандомский комитет – некоммерческая ассоциация, основанная в 1936 году, объединяющая торговые дома, находящиеся на Вандомской площади и окрестных улицах в Париже: ювелирные, часовые, парфюмерные бутики, дома мод, отели, художественные галереи, магазины по продаже хрусталя, крупные французские и иностранные банки, финансовые компании и пр.
Именно там Ольга Монтиньяк применяла свой талант. Проходя мимо отдела шейных платков, я вспомнил, как она спрятала в них кольцо за тридцать тысяч франков, чтобы вернуться за ним на другой день. Глядя на все эти камеры, открыто установленные чуть не по всему магазину, и это не считая охранников, некоторых легко было узнать по походке мнимых зевак, следовало признать, что у нее не было недостатка в смелости. Но я не собирался совершать паломничество по памятным местам невротички. Один отдел привлек мое внимание.
На витрине лежала великолепная пара сережек в оправе из изумрудов стоимостью двенадцать тысяч франков. Я не колебался и, почти ликуя, попросил продавщицу упаковать их в подарочный пакет. Затем расплатился деньгами Ольги и пошел к выходу.
Уже собираясь покинуть магазин, я вдруг заметил устроившуюся за маленьким столиком Математичку, которая рассматривала драгоценности, большей частью часы, которые ей показывала продавщица. Я глазам своим не поверил. Она пришла сюда на разведку или сразу же решила перейти к часам «Жагер-ЛеКультр» из литого золота? В отличие от Ольги, у нее не было манер женщины, привыкшей к покупкам в роскошных бутиках. Продавщица это понимала и смотрела на нее подозрительно. Она незаметно подала знак мужчине, одетому в темно-синий костюм, вероятно, заведующему отделом, который приблизился в сопровождении другого типа с походкой охранника. Не знаю, видела ли их Математичка, но виду не подала и продолжила интересоваться изделиями, которые ей показывали. Мне было любопытно узнать продолжение этой истории, но я не хотел шпионить за ней. Вероятнее всего, завтра она сама расскажет, что произошло. Если она не придет, это тоже послужит знаком.
На улице я перестал думать о ней.
Несмотря на холод, было много народа. Оставалось несколько дней до праздников, люди толкались перед входом в кинотеатры и рестораны или спешили сделать последние покупки. У меня еще оставалось пятнадцать минут до встречи с Флоранс «Гран-кафе Капуцинов»было недалеко, я мог добраться туда пешком.
Я не стал торопиться. Не то чтобы я хорошо чувствовал себя среди этой толпы, но, вероятно, потому, что израсходовал больше, чем предполагал, я думал о семи миллионах, спрятанных Ольгой. Учитывая мое финансовое положение, эти деньги пришлись бы как нельзя кстати. По мнению Шапиро, с ними стоило попрощаться. Может, он прав? Занятый этими размышлениями, я и не заметил, как дошел.
10
«Гран-кафе Капуцинов»было заполнено на три четверти. Официанты в белых куртках, нагруженные огромными подносами с рыбой и дарами моря, двигались между столиками. Их проворство в сочетании с шумом голосов в зале создавало в ресторане атмосферу веселья.
Флоранс ждала меня за нашим привычным столиком в глубине зала. Я подумал, что она выглядит усталой и напряженной. На скатерти перед ней лежала полупустая пачка «Мальборо».
– Снова куришь? – заметил я, усаживаясь напротив.