Мешок с неприятностями
Шрифт:
Споткнувшись обо что-то, я едва не потеряла равновесие и не шлепнулась плашмя на паркет. И тут же сообразила, что это самое «что-то» — длинные женские ноги в колготках и супермодных туфлях на тяжелой «платформе». Потому, как странно они были протянуты, было трудно предположить, что их владелица просто присела на пол отдохнуть в ожидании трудной беседы.
— Боже мой! Ирина?..
Я почти ползком добралась до ее тела, прислоненного к стенке исповедальни, схватила за руку, унизанную перстнями. Она была теплая, но женщина не обнаруживала признаков жизни. Потом мои руки
Привычная ко всему, я не смогла сдержать стон.
Наверное, при жизни Ирина была просто красавицей.
До тех пор, пока ей не перерезали горло.
— Вот тебе и «чрезвычайные обстоятельства»…
Как всегда в подобных ситуациях, голова заработала быстро и четко. Но именно сейчас это не принесло облегчения: моя дедукция — вместе с индукцией — не могла нащупать выход в кромешной тьме загадочного. Кто убил Ирину? За что ее убили? И почему — здесь и сейчас? Есть ли в этом какой-то смысл или время и место ее ужасного конца выпали случайно?
И главное: что теперь делать мне, опять оставшейся без «ниточки» в руках, да вдобавок еще и с трупом?!
Последняя мысль так подстегнула меня к действию, что я вскочила на ноги со всей резвостью, какую допускало присутствие мертвого тела. Чувство долга мучительно боролось во мне с чутьем, помноженным на многолетний опыт частного сыщика.
Мучительно — однако недолго: силы были слишком неравны.
Наклонившись, я осторожно вернула труп в первоначальное положение — прислонила к перегородке исповедальни. Потом, достав маленький фонарик, который, к счастью, почти всегда таскаю с собой, тщательно осмотрела все вокруг: а вдруг повезет?
Увы! Единственным моим трофеем стала сумочка погибшей — маленькая такая, из натуральной крокодиловой кожи. В ней я нашла портмоне из того же материала, связку из трех ключей, пудреницу, помаду да носовой платочек. Больше там ничего не поместилось бы при всем желании. Впрочем, нет: обнаружилась еще газета, сложенная до размеров носового платка.
Вот этот листок я, повинуясь импульсу, переложила к себе в сумку, чтобы изучить на досуге. Ведь зачем-то женщина взяла его с собой, отправляясь на встречу с частным детективом?
В кошельке лежали две кредитные карточки, небольшая сумма в рублях, несколько зеленых бумажек с портретами американских президентов и паспорт в кожаной обложке, который развеял мои последние сомнения насчет личности погибшей. И еще одна вещь не вызывала сомнений: тот, кто убил Кравчук Ирину Зигмундовну, тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения, украинку, сделал это явно не корысти ради. Но если она принесла сюда какие-то «доказательства», о которых говорила, то их этот гад забрал с собой.
Орудуя при помощи платка, я аккуратно сложила все вещи обратно в сумочку. Оставалось позаботиться, чтобы нигде не осталось моих
Стоп, стоп! А это еще что такое?
Только сейчас я заметила, что правая рука Ирины Кравчук сжата в кулак. Не без труда разогнув ее длинные холеные пальцы, сведенные предсмертной судорогой, я нашла нечто крохотное, что поначалу приняла за бусину. Сердце забилось учащенно. Странный камешек… Судя по всему, Ирина была роскошной женщиной, и ей вполне к лицу было бы бриллиантовое колье или нитка натурального жемчуга. Только не к этому строгому костюму, весьма подходящему для посещения церкви. А уж бусы к нему и вовсе не подошли бы…
Положив находку на ладонь, я изучала ее в свете карманного фонарика. Это и в самом деле был камешек: красноватый в темную крапинку, не правильной формы, размером не больше ногтя на моем мизинце.
В центре его светилась едва заметная дырочка, которая свидетельствовала, что этот одиночный экземпляр прежде и в самом деле являлся частью какого-то целого. И однако что-то мешало мне принять версию о бусах. Что-то вертелось в голове, но в ясную, законченную мысль не сложилось. Скорее всего просто не хватило времени.
Я отправила камешек вслед за газетой и потратила еще пару минут на поиски других вещдоков. Но больше не нашла ничего.
Два или три раза во время всех этих манипуляций мне мерещился звонок входного колокольчика, но это — слава богу! — были только нервы, напряженные до предела. Когда я наконец выбралась из мрачного «закулисья» на сцену, где перед распятием горела лампадка, — зрительный зал с рядами скамеек был по-прежнему пуст. Только сейчас он показался мне мрачным и зловещим, словно склеп, а все вокруг вызвало из глубин подсознания два латинских слова:
«Memento mori». Да уж, точно «помни о смерти»…
Даже яркие блики на полу выцвели, потускнели, будто скорбя о чудовищном злодеянии, совершенном в божьем храме. Хотя на самом деле, наверное, солнце спряталось за высокие крыши домов на другой стороне улицы Немецкой.
И тут я увидела себя: свою одежду, руки и ноги.
О господи! Ну просто леди Макбет — ни грима, ни театрального костюма не надо. Что же делать? Будь на улице темно, еще можно было бы рискнуть добраться до дому дворами — благо недалеко. Но в четвертом часу дня, в сентябре… Кто ж знал, что я, придя на встречу с женщиной в церковь, с головы до ног перемажусь кровью, словно жертвенный агнец!
Отчаянное мое положение усугублялось тем, что промедление было смерти подобно. Оставалась одна надежда; поискать какую-нибудь одежку в заднем помещении церкви.
Я вернулась в исповедальню, прошла мимо бездыханного тела Ирины Кравчук и сунула нос за штору, из-за которой пробивался свет. Там оказался маленький коридорчик, освещенный матовым плафоном и заканчивающийся дверью, которая явно выходила во двор строения. Служебный вход, ну конечно! Осторожно нажав на ручку, я убедилась, что дверь заперта.