Мешок с неприятностями
Шрифт:
Это уже становилось интересно. Если здесь закрыто, как же тогда убийца покинул церковь? Одно из двух: либо у него был ключ от служебного хода, либо он вышел тем же путем, каким я вошла. Впрочем, есть еще и третий вариант… О господи, этого еще не хватало!
Потрясенная неожиданной мыслью — которая, строго говоря, должна была бы посетить меня намного раньше! — я опрометью бросилась к двум другим дверкам, расположенным в центре коридора, одна напротив другой, и настежь распахнула обе Убедившись, что ни в «подсобке», ни в туалете никого нет, я немного успокоилась. Уф, хорошо хотя бы то, что этот
Наверное, именно такой и должна быть скромная обитель католического священника. Распятие в углу, несколько полок с книгами, стол, два стула, тумбочка с кофеваркой и чайной посудой… Однако сейчас меня больше всего интересовала ширма, за которой виднелась вешалка с какой-то одеждой.
Конечно, можно было предположить, что наряды от Кардена и Версаче здесь вряд ли имеются. Но то, что я нашла, было слишком экстравагантно даже для меня. В полном замешательстве я вертела в руках плечики с висящей на них длинной черной сутаной. Выбор, что называется, оставлял желать лучшего: либо выйти на улицу в собственном прикиде, заляпанном кровью невинной жертвы, либо… скрыть его под одеянием священника святой римско-католической церкви. Вздохнув, я выбрала второе и стала торопливо облачаться.
В конце концов, размерчик подходящий: хвала господу, падре Леопольд не какой-нибудь маломерок — можно будет как следует задрапироваться. А из белого полотенца попробуем соорудить нечто вроде монашеского головного убора. Надеюсь, местные аборигены не очень-то разбираются в деталях католического костюма, так что… сойдет для нашей мусульмано-православной местности!
Однако натянуть широкий балахон поверх собственной одежды оказалось вовсе не простым делом.
В спешке я путалась в складках сутаны и все время вылезала руками и головой не в те дырки. За ширмой для моих манипуляций не хватало места, и теперь я стояла посреди комнаты, размахивая непослушными полами одеяния, словно черными крыльями. Поглядеть со стороны — картинка, наверное, была еще та!
И тут послышался шорох… Нет, не так: наверное, я кожей почувствовала, что у меня появился зритель, который сейчас именно это и делает — смотрит на меня со стороны. Теперь уж не припомню всю сложную гамму своих ощущений в ту секунду, но то, что они были не из приятных, точно. «Конец твоим мучениям, Таня дорогая! — с какой-то даже торжественностью возвестил внутренний голос. — Ты влипла».
Я резко рванула сутану с головы, освобождая себе обзор, и одновременно отпрыгнула как можно дальше от двери, откуда могло грозить нападение. Но нападения не последовало. На пороге «подсобки» стоял высокий лысоватый мужчина в джинсах и легкой куртке-ветровке, который из-за такого облачения показался мне спортивным, похожим на теннисиста-профессионала, а не на святого отца. Кстати, при нем и была теннисная ракетка в чехле.
Сказать, что весь облик падре Леопольда выражал крайнюю степень изумления, — значит ничего не сказать. Его золотые очки в буквальном смысле ползли на лоб, а нижняя челюсть — в прямо противоположном направлении.
— Кто
Одновременно с обретением дара речи падре наконец решился переступить порог, и я увидела, как удивление на его лице сменяется проявлением гнева, весьма мало подходящего священнослужителю.
Я окончательно выпуталась из сутаны и широким жестом перебросила ее через ширму.
— Сбавьте обороты, святой отец. Уж кому-кому, а вам не пристало поминать врага рода человеческого, да еще в стенах святой обители. Какой пример вы подаете прихожанам?
— Ну, уж вы-то точно не принадлежите к их числу.
Перед господом я за грехи отвечу, а вот вы пока не ответили на мой вопрос, девушка. Кто вам позволил рыться в моих вещах? Как вы вообще сюда попали?!
Священник говорил с тем же самым мягким «малороссийским» акцентом, что и покойная Ирина Кравчук. И я поймала себя на том, что начинаю чувствовать к нему расположение, хотя он сейчас вовсю «наезжал» на меня… Разумеется, выговор здесь ни при чем, тут другое.
— Вот вы сказали — «вопрос», а сами задали уже четыре. На каждый можно отвечать очень долго, а у нас с вами нет времени, святой отец. Поэтому для удобства начну с последнего — самого простого. Разве не вы ушли, оставив церковь незапертой на попечение своей приятельницы? Так что войти сюда мог кто угодно, падре Леопольд!
Падре растерянно заморгал длинными ресницами, словно только сейчас вспомнил нечто важное.
— Иришка?.. Так вы ее знакомая? А где же она сама?
«Он не причастен к убийству своей подружки, это факт», — подумала я, а вслух произнесла:
— Будьте мужественны, святой отец. В ваше отсутствие здесь случилось большое несчастье.
— Что?! Нет…
Он в ужасе шарил глазами по моей окровавленной одежде, по-видимому, не в силах связать эти пятна с тем, что еще только входило в его сознание. Он смотрел на меня умоляющим взглядом, ожидая опровержения. Но так как опровержения не было, Леопольд бросился к двери, однако силы его оставили, и он прислонился к косяку. Могу поклясться; он шептал слова молитвы. На беднягу было жалко смотреть.
— Нет, этого не может быть… Скажите же, что это не так…
— Ирина убита, падре. Убита здесь, в вашей церкви.
Он замотал головой, резко повернулся лицом к дверному косяку и так шарахнул по нему кулаками, что маленькое распятие на стене вздрогнуло.
— Я так и знал… Я знал! Почему ты это допустил, почему?!
Про себя отметив это «я знал», я деликатно промолчала: он обращался не ко мне. Похоже, у святого отца возникли разногласия с его отцом небесным. Что ж, бывает… Когда падре Леопольд снова обернулся, глаза у него были красные, но сухие.
— Простите… Я не знаю вашего имени.
— Татьяна.
— Да, Татьяна… — эхом повторил священник, думая совсем о другом. — Она… здесь?
— Да. Но вам лучше этого не видеть, поверьте моему слову.
Вместо ответа отец Леопольд развернулся и почти побежал по коридорчику в сторону исповедальни…
Вернулся через несколько минут. Я ожидала всего — истерики, обморока, но он казался почти спокойным.
Только был весь белый, как стенка его кельи. А когда заговорил, голос с трудом повиновался ему.