Месть еврея

Рочестер Вера И.

— Пожар! Пожар! Кабинет барона горит!

Самуил вскочил. Горит его кабинет, а там рядом — портрет Валерии и все сокровища его воспоминаний, не говоря уже о важных бумагах и документах, раски­нутых на его письменном столе.

Позабыв все, он выбежал из комнаты, а несколько минут спустя Гильберт появился на балконе и, подбе­жав к Руфи, все еще неподвижно сидевшей, сказал:

— Придите в себя, сударыня! Если хотите спасти свою жизнь, то нельзя терять ни минуты. Соберите ско­рее ваши бриллианты и все драгоценности, какие у вас есть, а я запру дверь будуара на замок.

Как бы очнувшись от кошмара,

она встала и вздох­нула всей грудью. Инстинктивно она схватила стакан и выплеснула его содержимое, затем вынула из стола несколько пачек банковых билетов и из потайного от­деления ключ от шкафа с драгоценностями. Гильберт, следивший за всеми ее движениями, снял с подушки батистовую наволочку, и оба они сложили все футляры, шкатулки, веера, усыпанные бриллиантами и другими драгоценностями; затем негодяй накинул на плечи Ру­фи мантилью, которая была на ней утром и, приподняв ее над балюстрадой балкона, поставил на лестницу.

— Спускайтесь, сударыня, я сию минуту иду за вами.

Он поспешно вернулся в будуар и, схватив с бюро маленькую фарфоровую лампу, бросил ее в другой ко­нец комнаты. Мягкий ковер заглушил шум от разбив­шегося резервуара, но керосин вспыхнул и разлился ог­ненным потоком.

Минуту спустя, Гильберт присоединился к своим спутникам, и все трое поспешно направились к выходу. Они должны были пробираться окольными аллеями, так как весь дом был на ногах и сам наполнился людьми, которые испуганно бегали, не зная куда деваться. Был момент, когда они услышали звучный голос Самуила, возвышавшийся над общим говором и шумом. Они слы­шали, как он подавал указания, руководя погашением пожара, и Руфь, вся дрожа, ускорила шаг.

Так беспрепятственно достигли они переулка, в конце которого их ожидала карета, а через четверть часа бег­лецы укрылись в маленьком домике князя Орохая.

Трудно описать, что чувствовала Руфь, находясь в этом раю ее любви, где каждая вещь пробуждала в ней воспоминания. Страх, не случилось ли что с ее ребенком, усилил ее нравственные муки. Она видела, как пожар залил багровым светом сад. Что если ребенок погиб в пламени? Тогда какой ужасной ценой купила она себе жизнь! С глухим стоном Руфь упала на диван и спрята­ла голову в подушку, но Гильберт не дал ей долго пре­даваться отчаянию.

— Сударыня,— сказал он, слегка касаясь ее плеча,— мне очень жаль, что не могу дать вам отдыха, в кото­ром вы так нуждаетесь, но опасность, угрожающая нам, не позволяет терять ни минуты. Вам надо уехать из Пешта двенадцатичасовым поездом, а теперь уже одиннад­цать часов. Вы должны подкрепить ваши силы, я при­готовил вам закусить и уложил ваши бриллианты и дру­гие вещи в чемоданчик. Вы отправитесь, с Николаем в Париж, где я присоединюсь к вам позже, так как выеду только завтра, имея надобность сделать здесь кое-ка­кие распоряжения в наших общих интересах.

Разбитая, утратив способность думать и действовать, Руфь молча подчинялась всем распоряжениям, и час спустя поезд увозил ее на всех парах далеко от родно­го города.

Лучи восходящего солнца осветили всю ужасную кар­тину опустошения как снаружи, так и внутри дома бан­кира: снятая крыша, почерневшие стены, разбитые ок­на... Улица была загромождена мебелью и узлами, тол­пы любопытных окружили группу несчастных жильцов, с отчаянием глядевших на остатки своего имущества.

Поджог с двух противоположных сторон произвел страш­ные разрушения, и только соединенными усилиями всех пожарных частей можно было остановить пожар и по­тушить его наконец. Счастливой, непостижимой случай­ностью комнаты, предназначенные в былое время Ва­лерии, остались нетронутыми. Зато огонь поднялся в этажи, занимаемые жильцами, что имело гибельные пос­ледствия. Смерть трех жертв была уже констатирована. Ребенок, которого спускали из окна, упал и разбился. Один из слуг Самуила был смертельно ранен упавшей на него лестницей, наконец, в квартире первого этажа нашли обугленный женский неузнаваемый труп и тотчас предположили, что это труп баронессы. Молва, все преу­величивавшая, не удовлетворилась этими жертвами, и с рассветом в городе распространились самые невероят­ные слухи.

Самуил принимал деятельное участие в оказании по­мощи. С полнейшей неустрашимостью являлся он в са­мых опасных местах, и, не заботясь о собственном иму­ществе, употреблял все усилия для спасения жильцов. Когда, наконец, опасность миновала, местный полицейс­кий комиссар предложил ему. обойти с ним квартиры, чтобы констатировать убытки и затем составить акт о всех подробностях катастрофы. Медленно и беспрестан­но останавливаясь, чтобы делать отметки, обходили они комнаты, в которых вчера еще все было так спокойно и роскошно, а теперь эти оголенные и почерневшие стены, залитые водой, выпачканные сажей, и пол, усыпанный об­ломками ваз и статуй, представляли грустную картину полного разрушения.

В спальне Руфи, пострадавшей более других комнат, Самуил остановился у вделанного в пол несгораемого шкафа с драгоценностями, который уцелел от огня, но к крайнему его удивлению-, ключ от него, всегда нахо­дившийся в секретном ящике бюро, теперь торчал в замке. Он поспешно отдернул дверцу и побледнел, уви­дев новое подтверждение своих подозрений: все футля­ры исчезли... Следовательно, Руфь бежала и унесла с собой все свои золотые вещи, а ее сообщники, кто бы они ни были, прикрыли ее бегство поджогом дома.

— Может, вы заподозрили воровство, господин ба­рон,— спросил комиссар,— оно весьма вероятно, так как я все более и более убежден, что это поджог.

— Нет, нет,— глухим голосом ответил Самуил.— Кроме моей жены никто не мог открыть этот замок с секретом и, вероятно, желание спасти свои драгоцен­ности задержало ее и было причиной смерти. У меня лично нет подозрений ни на кого, я слишком подавлен несчастьем, постигшим мою семью, чтобы думать о чем-нибудь другом. А потому прошу вас, г-н комиссар, продолжайте осмотр один или с моим управляющим Леви. Мне же необходимо отдохнуть несколько часов.

— Гм! Бедный молодой человек! Я начинаю думать, что эта катастрофа скрывает семейную драму,— подумал комиссар, оставаясь один.

Дав Леви нужные указания, Самуил сел в карету, велел ехать в загородную виллу и в полном изнеможе­нии откинулся в угол экипажа. Он чувствовал пустоту в голове и гнетущую тяжесть в сердце.

В саду виллы перед террасой маленький Самуил иг­рал, сидя на деревянной лошадке. Увидав отца, он соско­чил и бросился ему навстречу, со всей быстротой своих рез­вых ножек. Радостная улыбка озарила его личико, русые локоны развевались по ветру, словно золотой ореол.