Месть хомяка
Шрифт:
— И?
— Помнишь тех ребят, что в прошлый раз за мной наведывались. Такие подозрительные типы в черных балахонах.
— Некие идиоты, поклоняющиеся какому-то там грызуну…
— Угу, мне нужно знать, как они проникли в наш мир.
— Считаешь, что этот путь может напрямую привести тебя к похитителю твоей драконши.
— Вумный, как вуточка, — усмехнулся я.
— Был бы глупым работал бы учителем труда, — с легкой улыбкой парировал Сергей и, резко поднявшись со стула, добавил: — Не буду обещать, но попробую, а ты с ребятами особо не высовывайся, а то после того нашего вояжа тут такая волна поднялась…В общем,
Мы вышли из кафе, и я остановился, оглядываясь в поисках Скрипача, с удивлением обнаружив оного неподалеку важно прохаживающегося вдоль куцего строя плиткоукладчиков которые сидели на корточках с покорным видом учеников строгого сенсея. Иногда он останавливался и легонько стучал кого-нибудь из них мастерком по склоненной голове, что-то при этом тихонько приговаривая и указывая другой рукой на уложенную плитку…Плитка…Ёксель-моксель и япона мама токийского городничего…Вся небольшая площадка перед кафе была закрыта новенькой плиткой, да как закрыта…абсолютно ровная поверхность с каким-то причудливым узором из меняющей свое направление плитки, причем все это практически без щелей, этакий роскошный каменный ковер. Я скосил глаза на Серегу и довольной ухмылкой легонько помог указательным пальцем вернуться его челюсти на законное место.
— Да, да, гномы они ребята такие могут и топором по кумполу, и плитку класть, да и вообще полезные в хозяйстве бородатики, правда некоторые еще жмотистые до ужаса, — пояснил я, припоминая закрома нашего завхоза. — Скрипач, нам пора!
Гном оглянулся, вернул мастерок рабочему, подхватил лежащую на скамейке скрипку и присоединился к нам.
Говорят, что с той самой поры небольшая площадь перед кафе стала объектом самого настоящего паломничества и достопримечательностью города, её обнесли заборчиком и ступать туда разрешали только по большим празднествам и исключительно большим начальникам. Ходит слух, что из столицы приезжал сам великий повелитель бордюров и начальник над всей плиткой, дабы припасть устами к съему чуду и напитаться силой для новых свершений в стольном граде. Естественно, опосля он сказал, что все это дело его ученика и подарок городу…Впрочем, это так — отступления.
* * *
Первое что я услышал, шагнув через порог своей квартиры — это девичьи всхлипывания. Пара быстрых шагов через короткий коридор и мне предстала картина маслом: девчонки сидят на диване и обильно мочат своими слезами плечи друг друга. На мой молчаливый вопрос: «Какого, простите, х…Херсона здесь происходит?», ответ взял Грей, вскликнув с знакомым акцентом:
— Это всё коварный дон Грибелло, тысячу чертей!
Я бросил взгляд на книгу. Так спокойно, с этим все ясно, батенька Дюма он такой, дальше только палка с крышкой и воронье перо в старую бабушкину шляпку. Гай? Сын великого героя оторвал взгляд от экрана ноутбука, где, повинуясь движению его пальца скакал бодрый коник и, посмотрев на меня осоловелым взглядом, пояснил:
— Астрологи объявили неделю сериалов. Количество женских истерик увеличилось вдвое.
Во, объяснил так объяснил. Однако все это надо заканчивать, кто ж знал, что наша масскультура окажет подобное влияние на неокрепшие в данном плане мозги юных магов и магинь.
— Девушки, — я присел перед всхлипывающими магичками. — Вы в порядке?
— Да, — кивнула Эрнеста,
Не, надо что-то с этим делать. Я резко поднялся подошел к книжному шкафу, выдернул оттуда запыленный том БСЭ и сунул его в руки Грею (пусть мозги прочистит от беллетристики), реквизировав одновременно приключения четырех французских оболтусов, после чего решительно захлопнул крышку ноутбука и, повернувшись к девушкам, бросил одно, но очень ёмкое слово:
— Магазины.
О как встрепенулись, глазки заблестели, дыхание стало тяжелым и томным, а слез как ни бывало. Зато пацаны, наоборот, сникли: Грей, аж побледнел и коротко выругался, помянув Аристотеля и всех его потомков, а Гай впечатался лбом в журнальный столик, правда предусмотрительнее взяв чуток правее ноутбука.
— Так, на все у вас пятнадцать минут. Жду вас на улице.
Вжух…два миловидных вихря едва не сбили меня с ног, умчавшись в ванну, а я, не став слушать замогильные стоны парней, в которых слышалась мольба и возгласы «за что…», быстренько ретировался из квартиры. Батон естественно «выполз» за мной, причем выполз в прямом смысле слова, перетекая от укрытия к укрытию и вертя головой во все стороны. К его счастью бабушки-старушки сегодня отсутствовали и кот, поняв, что опасность миновала, быстренько оккупировал их скамейку, вольготно развалившись на ней и свесив лапы по обе стороны.
— И зачем нам в магазин?
Я покосился на кота.
— Ребятам нужно одежку сменить, а то, кто знает, насколько мы тут задержимся.
— Логично, — согласился кот, почесав лапой промеж ушей. — А еще тесно очень, мяу.
— Тоже верно, — согласился я. — Думаю, надо нам на дачу перебраться.
При этих словах Батон встрепенулся, а в глазах зажегся огонь настоящего рыбака, соскучившегося по медитативно-философскому взиранию на покачивающиеся кончики поплавков, однако хлопнувшая подъездная дверь, заставила его быстро соскочить со скамейки и занять место рядом со мной, прикинувшись мохнато-хвостатой пирамидкой.
— Мама, смотри кися!
При звуках задорного детского голоска из «пирамидки» медленно выдвинулись вверх и чуть вбок два уха.
— Какая же это киса…это…это…а что это?
Молодая женщина, вышедшая вслед за вылетевшей из подъезда белобрысой девчонкой лет четырех-пяти, с опаской посмотрела на Батона, одновременно пытаясь удержать ринувшуюся к нему егозу в цветастом платьице.
— Кот это, кот, — поспешил успокоить её я. — Порода такая просто — крупная.
— Мэй-кун? — робко предположила женщина.
— Про куна не знаю, но жрун отменный. Да вы не бойтесь, он смирный и детей страсть как любит. Любишь ведь?
Батон скосил на меня глаза снизу вверх и еще сильнее нахохлился, окончательно превратившись в треугольный пуфик.
— Кися! — девочка извернулась и вырвавшись из рук матери, бросилась в кошачью пушистость, повиснув на шее у несколько ошалевшего от подобной наглости кота. — Мягенький. Кися.
Она принялась ерошить и мять не знавшего что предпринять котейко, а затем взобралась на него и, заявив, что тот будет лошадкой, принялась нокать. Батон совсем скис, но послушно поднялся и, вздыбив хвост трубой, сделал круг вокруг дерева, смешно задирая лапы и явно пытаясь гарцевать.