Месть Монтесумы

Гаррисон Гарри

– Наконец-то… – улыбнулся Карло Д'Изерния – и умер.

– Не будет ли кто-либо из присутствующих любезен объяснить, что это значит? – осведомился лейтенант Гонсалес.

– Позвольте мне, – ответил Яков Гольдштейн. – Теперь история зверств и жадности подходит к концу. Этот Хохханде заправлял концентрационным лагерем в Италии – очевидно, тем самым, где убили семью Д'Изернии. Д'Изерния придумал, как вытянуть Хохханде на свет при помощи этих произведений искусства. Американцев винят в разрушении музея, где находились означенные произведения, и он сыграл на их чувстве вины, запросив громадную сумму за возвращение картин. К сожалению,

им придется и дальше носить это чувство вины, лишь частично смягченное возвращением одной из картин в Италию. Итак, все становится по своим местам. Италия получает картину.

– В целости и сохранности, – подхватил Тимберио. – Она вернется на родину, и помощь американцев получит самую высокую оценку.

– Дэвидсон убит, и теперь полиция арестовала убийцу.

– Так точно, – Гонсалес усмехнулся угрюмому Роблу. – Правосудие свершится.

– Выкуп возвращен, казначейство Соединенных Штатов будет довольно.

– Никто отсюда не уйдет, покуда я не пересчитаю.

– На том и кончается. Д'Изерния умер счастливым, насколько это возможно. Все встало на свои места.

– А как насчет этого? – Гонсалес указал на Хохханде.

– Как насчет меня?! – брызгая слюной, вскричал тот. – Да ничего вы со мной не сделаете, руки коротки, мои документы в полном порядке, я не совершил в Мексике никаких преступлений, кроме того, что приехал под чужим именем. Только в целях самозащиты, ради собственной безопасности, это не преступление. У меня имеется паспорт на мое настоящее имя, официально выданный в Аргентине, так что валяйте, можете выслать меня туда. Вы не посмеете даже пальцем меня коснуться. Все вы дурачье, с мозгами у вас слабовато, чтобы меня разглядеть, хотя я все время был на виду у всех. Небольшое хирургическое вмешательство для сходства с фюрером, необходимое для получения картин, хранившихся в здешнем банке, потому что Робл поместил их туда на его имя. Мы их получили, а получив, обратили в капитал. Как же я над вами смеялся! Никому даже и в голову не пришло, что маскарад может быть двойным! Как только вы докопались до личности Якоба Платца, погибшего много лет назад на русском фронте, если хотите знать, вы тут же успокоились. Я жил среди вас и смеялся над вами. Я бы и сейчас смеялся, если бы этот пустоголовый итальяшка не соблазнил идиота Робла своим грандиозным планом.

Покачнувшись, он едва не упал. Гольдштейн бросил на него взгляд, до краев полный многовековой скорбью.

– Очень хороший вопрос, лейтенант. Как нам быть с этим жалким старикашкой? Ничуть не сомневаюсь, что документы у него вполне легальные, позволяют ему остаться в Мексике, равно как и его паспорт, хоть и пероновский, но, несомненно, действительный, каковой позволит ему вернуться в Аргентину, где он снова исчезнет. Итак, как же нам быть? Насколько мне известно, он мексиканских законов не нарушал. Он для вас ничего не значит, так ведь, лейтенант? Если вас волнует его благополучие, я с радостью позабочусь о нем от вашего имени. Как только мы удалимся отсюда, я прослежу, чтобы он отправился куда следует.

– Не давайте ему, лейтенант, это ваш долг! Он хочет похитить меня, отвезти в Германию, как увез этого болвана Тхаслера, контрабандой вывезет меня на самолете «Эль-Аль», замаскировав под ящик с кошерными пикулями. Nein! Вы не имеете права допустить подобное!

Гонсалес неспешно повернулся спиной к Хохханде и угостил Гольдштейна сигаретой.

– У этого человека английский

хромает на обе ноги, как и его тело. Я не понимаю ни слова. Вы уж позаботьтесь, чтобы он добрался домой в целости и сохранности. По-моему, человек вы отнюдь не мстительный.

– Пожалуй, что так, – устало проронил Гольдштейн, глубоко затягиваясь. – Месть, вендетта – разве их удовлетворишь? Поглядите на бедного Д'Изернию. Надо положить конец убийствам. Но не закону. Эти звери истребили миллионы человек, убийство горстки оставшихся в живых не возродит мертвых и не свершит никакой мести. Но каждый суд – своего рода победа, хотя бы в качестве напоминания о том, что одни люди сотворили с другими, и предупреждения, что подобное не должно повториться. Но, пожалуй, эта операция станет для меня последней. В мире все меньше живых нацистов, а у меня все меньше сил. Если мы по сей день не научились жить в мире, то уже никогда не научимся.

– Аминь. Мы с вами оба блюстители мира и закона. Вы займитесь своим последним нацистом, а я займусь своим. Без них обоих мир наверняка станет лучше.

– Ну, все улажено, – потирая руки, подытожил Соунз. – Успешная операция.

– Я еще не досчитавши.

– Одно маленькое неоконченное дельце, – Тимберио увлек Тони в сторонку. – Может, и пустяковое в свете картин Челлини, миллионных выкупов, убийств и нацистских преступников. Но наше агентство работает не на деньги вашего американского бюджета, как вы прекрасно понимаете, так что вопрос о сумме в тысячу песо по-прежнему на повестке дня.

– Огромное спасибо за одолжение. Дайте-ка сообразить, тысяча песо – это около восьмидесяти долларов, вот вам сотня; считайте, что лишняя двадцатка идет на покрытие процентов, а также износа ваших мотороллеров.

– Благодарю. Вот ваш бумажник, билет, документы, все в целости и сохранности.

– Никому не уходить! Даже с деньгами с ихних карманов ста долларов явно мало!

– Да ладно вам, Стокер, не будем мелочиться, – сказал Соунз. – Наверное, они их потратили, нанимая катер, спишите в графу убытков.

– А как насчет моей посудины?! – крикнул человек в полосатой рубашке. – Кто заплатит за ущерб?!

– Вы, – холодно отрезал лейтенант Гонсалес. – Или предпочтете, чтобы я заинтересовался вашими делами с преступниками, попыткой встретиться с кораблем в нейтральных водах, попыткой…

– С удовольствием отремонтирую все своими руками, teniente. Извините, пожалуйста.

– А как вам удалось выследить меня здесь? – поинтересовался Тони у полицейского по пути к машинам.

– Вынужден признать, что случайно. Мы прослушиваем диапазон Агенции Терца, как они прослушивают наш. Я приехал просто поглядеть, что тут за суета, и ваше присутствие стало для меня приятным сюрпризом. Что ж, как ни приятно мне ваше общество, надеюсь, вы скоро уедете из Мексики. Похоже, неприятности к вам просто липнут, мистер Хоукин.

– Лейтенант, клянусь, как ни люблю я Мексику, улечу отсюда первым же самолетом.

Как только они дошли до машин, Соунз отозвал Тони в сторонку.

– Послушайте, как быть с русской? Нельзя же, чтобы весть об этом фиаско просочилась в Москву.

– На сей счет не волнуйтесь, она двойной агент, поставляющий информацию албанцам, и все ее сведения идут прямиком в Пекин. Вы можете использовать ее, чтобы подсовывать Китаю любую дезинформацию.

– Откуда вы знаете?

– Выудил из нее!