Месть Монтесумы
Шрифт:
– В нашей машине русская девушка.
– Это не проблема, она может поехать в грузовике, чтобы мы могли насладиться обстановкой полнейшей откровенности.
– Отправляйтесь с ней, Хоукин. Не спускайте с нее глаз.
Начался запутанный обмен местами, сопровождавшийся легкой неразберихой и частым хлопаньем дверец. Зевающий Генрих выбрался на улицу, и Тони помахал ему.
– Желаю удачи. Надеюсь, вы скоро вернетесь к преподаванию.
– И вам того же. Нам с вами обоим. После знакомства кое с кем из этих даже арабы кажутся
Тони помог Елизавете Злотниковой, по-прежнему не выпускающей полотна из рук, забраться в грузовик, и тут ее будто громом поразило.
– Ты! – крикнула она.
Подняв голову от радиопеленгатора, Наум, агент-сабра, с улыбкой махнул рукой в сторону лавки.
– Располагайтесь. Преследуемая машина все еще в пути. Добрий вечьер, товаришч оче чорныйа.
– Свинья! – на том же непонятном языке прошипела она в ответ. – Что тут затевается? Кто эти люди? Что происходит?
– Терпение, терпение. – Тони, внезапно ощутив ошеломительную усталость, сел и взял у нее полотно. – Знаешь, все еще не очевидно, что это подделка. Быстрый осмотр еще ничего не доказывает, когда картина покрыта таким слоем грязи. Мазки…
– Забудь о мазках. – Она метнула в сторону улыбающегося израильтянина последний испепеляющий взор и ткнула пальцем в полотно: – Фальшивка, прямо клеймо ставить негде. Мушиные погадки – кофейная гуща. Холст состарен чаем. Картина больше смахивает на меню дешевой забегаловки, чем на живопись.
Грузовик внезапно дернулся, и она мягко навалилась на Тони.
Очень скоро возбуждение сменилось усталостью; день выдался ужасно долгий и трудный, и даже мысль о миллионе долларов не могла избавить Тони от сонливости. Голова его сама собой склонилась на плечо спутницы, та не стала протестовать, с чем он и заснул. Время от времени остановки и выкрикиваемые приказания ненадолго пробуждали его, затем мерное покачивание мчащейся машины укачивало снова. Окончательно разбудил его лишь яркий свет утра, вливающийся в распахнутую заднюю дверцу фургона. Моргая заспанными глазами и чмокая губами, Тони мало-помалу обнаружил, что лежит в обнимку с еще спящей Елизаветой Злотниковой.
– Сладко почивали, надеюсь? – поинтересовался Яков Гольдштейн из дверей.
– Где мы? – спросил Тони, глядя на зелень деревьев, затянутых рассветной дымкой, и солнце, проглядывающее сквозь листву.
– Подъезжаем к Акапулько. Ваш друг Соунз – весьма милый человек, когда утихомирится, – хочет повидать вас. Есть новости, Наум?
Сабра покачал головой:
– Прямо впереди, сигнал сильный.
Он всю ночь не смыкал глаз за пеленгатором, но выглядел ничуть не менее бодрым и бдительным, чем обычно.
Выпутав пуговицы рубашки из длинных светлых волос, Тони выскользнул из сладостных объятий. Зевая и потягиваясь,
– Садитесь за руль, Хоукин, – распорядился Соунз. – Шульц выдохся.
– Та машина еще там?
– Прямо впереди, сигнал громкий и четкий.
Перебравшись на пассажирское место, Билли Шульц скрестил руки, закрыл глаза и мгновенно уснул. Тони завел мотор и выехал на дорогу, как только автофургон тронулся. Сидевшие позади хранили молчание – то ли уснув, то ли предавшись мрачным раздумьям, выяснять Тони даже не пытался. Он и сам еще толком не проснулся, и ему требовалась полнейшая сосредоточенность заторможенного сознания, чтобы удерживать машину на дороге, предательски петляющей и извивающейся, как змея, да вдобавок местами попадались валуны, скатившиеся ночью со скал.
Огибая резкий поворот с нулевым обзором, он вдруг обнаружил, что грузовик замер прямо посреди дороги, с перепугу ударил по тормозам, колеса заблокировались, «Кадиллак» под вой стирающейся резины пошел юзом и остановился, легонько врезавшись в тыл фургона. С заднего сиденья послышались сдавленные проклятия, но зазвучать в полный голос не успели, потому что задняя дверь фургона распахнулась, и оттуда высунул голову Гольдштейн.
– Радиосигнал пропал. Совершенно. По-моему, мы их потеряли.
Глава 15
Тони вошел один, неся поддельное полотно, а остальные остались ждать у машины. Официант, дотоле бесстрастно мывший пол, бросил на вошедшего один-единственный взгляд и моментально скрылся на кухне. Почти сразу же оттуда ринулась толпа вооруженных людей в майках, занявших оборону по всему залу, за стульями и столами, и по одному с каждой стороны двери, устремив на Тони сердитые взгляды черных глаз. Как только они заняли боевые позиции, явился сам Тимберио, небритый и взбешенный, в свисающих с пояса подтяжках, в полосатой рубашке без ворота, измятой, будто в ней спали. Опершись костяшками о стол, он оглядел Тони с головы до ног.
– Вы в большущей беде, сами знаете. – Его дыхание источало крепкие ароматы чеснока и вчерашнего ужина.
– Сожалею, если причинил вам какие-либо неприятности, Тимберио, признаю, что был не прав…
– Неприятности, деньги и похищение итальянских национальных сокровищ.
– Пожалуйста, дайте же мне сказать. Деньги вы получите обратно. Опять же, давайте не забывать, что у вас остался мой бумажник со всеми документами, а также с авиабилетами.
– Они остались в качестве залога вашей честности и будут возвращены, когда вы вернете тысячу песо.