Месть Мориарти
Шрифт:
Следующим был молодой человек, получивший задание избить владельца кафе.
— Но только после Пасхи, — настоятельно посоветовал Санционаре. — И я не хочу, чтобы он умер, ясно?
— Si Padre mio, [55] — почтительно кивнул парень — приятный, мускулистый, с точеными, как у статуи, плечами. — Никто не умрет.
Санционаре улыбнулся и отпустил красавчика. Он не любил лишать людей жизни — только при крайней необходимости, когда ничего другого не оставалось. Мысли его переключились на завтрашнюю исповедь. Пожалуй, он признается
55
Да, отец мой.
В просторную, с высоким потолком комнату вошел Бенно с небольшим круглым подносом, на котором стояли чашки и серебряный кофейник.
— Много их еще? — устало спросил Санционаре.
— Двое. Карабинеры. Капитан Регалиццо и капитан Мельдоцци.
Санционаре вздохнул.
— Что нужно Регалиццо, мы знаем, да? Еще немного оливкового маслица. — Он потер большим пальцем о средний и указательный. — А что второй? Мы его знаем?
Бенно покачал головой.
— Примем сначала Регалиццо. А Мельдоцци скажи, чтобы немного подождал.
Регалиццо, представительный мужчина, настоящий денди, в мундире, обошедшемся ему, наверное, в половину месячной зарплаты, начал с того, что вежливо осведомился о здоровье синьорины Асконта, потом порассуждал о том гнетущем впечатлении, которое оставляют появившиеся на улицах, вернувшиеся из плена солдаты эфиопской кампании, и лишь затем перешел к насущной теме ужасающего роста цен. Ему очень жаль, но есть два заведения — «вы, конечно, знаете, о чем я говорю», — которые причиняют ему массу неудобств, и которые — «как ни прискорбно» — вероятно, придется закрыть.
В ожидании второго полицейского Санционаре откинулся на спинку кресла и закурил сигару. Мельдоцци предстал перед ним в цивильном костюме. Раньше они определенно не встречались.
— Вы, случаем, не друг капитана Риголеццо? — осведомился Санционаре.
— Я знаю его, — ответил Арнальдо Мельдоцци. — Знаю очень даже неплохо, но я пришел сюда, чтобы говорить не о его, а о ваших проблемах, синьор.
Санционаре пожал плечами и протянул руку ладонью вверх, жестом дающего.
— А я и не знал, что у меня проблемы.
— Они не очень серьезные. По крайней мере, их легко можно, скажем так, счесть несущественными.
— Расскажите о моих проблемах.
— Вами интересуется лондонская полиция.
Удар был неожиданный и весьма болезненный, и Санционаре вздрогнул, словно испытал реальную физическую боль.
— Где интересуется? В Лондоне?
— Да. Я получил вот это письмо. Вы ведь знакомы с инспектором Кроу?
Санционаре пробежал глазами по странице.
— И что из этого следует? — спросил он, потирая ставшие вдруг влажными от пота ладони.
— Для меня — ничего, синьор. Я лишь полагаю, что вам следует знать о том, что полиция нескольких указанных в письме стран проявляет интерес к столь известному гражданину, как вы.
— Скажите… — Санционаре сделал паузу, внимательно, словно отыскивая некий дефект, рассматривая тщательно подстриженные ногти. — Скажите, вы уже дали ответ на этот запрос?
Полицейский улыбнулся. Он был молод и, вероятно, честолюбив.
— Я подтвердил факт его получения. Не более
— И что вы предполагаете делать дальше? Вас просят сообщать обо всех необычных посетителях и происшествиях, имеющих отношение к моей скромной персоне.
— Мне не о чем сообщать. — Капитан поднял голову, и взгляды их встретились, но уже в следующую секунду полицейский отвел глаза. — И пока мне не о чем докладывать.
— Капитан… — медленно, словно приступая к обсуждению некоего нелегкого вопроса, начал Санционаре. — Что вам требуется в данный момент более всего?
Мельдоцци кивнул.
— Я думал об этом, предполагал, что вы спросите. У меня жена и трое детей. Знаю, такое несчастье постигает большинство мужчин. Мои заработки невелики. Я подумал, что вы, может быть, найдете мне какое-то применение.
— Это можно устроить, — устало произнес Санционаре, думая о том, что в списке нахлебников появилось еще одно имя. Кормить еще пять ртов… Но ведь спокойная жизнь важнее.
Тем не менее новость всерьез обеспокоила его. Тот факт, что лондонская полиция интересуется им, знак сам по себе недобрый, тем более что он как раз собрался наведаться в Лондон. Стоит ли сейчас предпринимать такое путешествие? Он задумался. Может быть, лучше пригласить Шлайфштайна и Гризомбра к себе, в Италию? С другой стороны, они бы, несомненно, откликнулись на его призыв. Пожалуй, будет лучше, если Адела ничего не узнает об этом письме. А ехать нужно.
Настала Страстная суббота, и город как будто замер в нетерпеливом ожидании великого христианского праздника, разрываясь от желания ударить во все колокола с криками «Христос воскрес! Аллилуйя!» День выдался приятный, теплый и ясный, без ужасной изнуряющей духоты. Приготовившись к исповеди, Луиджи Санционаре вышел из дому, но не направился сразу к церкви иезуитов. Прежде ему предстояло сделать два небольших дела. Купить билеты и заглянуть в магазин.
В первый раз он увидел ее у Испанской лестницы. Высокая, смуглая, темноволосая, в очаровательном платье лимонного цвета и широкополой шляпе и зонтиком от солнца, который она несла с невыразимой элегантностью. Когда он подошел ближе, она — Луиджи Санционаре мог бы поклясться в этом — замолчала и, отвернувшись от своего спутника, устремила свой взгляд на него. В ней было то, чем привлекла его когда-то Адела, — скрытая страстность, обещавшая, нет, намекавшая на то, что все возможно. От одного лишь ее взгляда по спине Санционаре поползли капельки холодного пота. Ей было не больше двадцати пяти, и ее сопровождал мужчина по меньшей мере вдвое старшего возраста, лет, может быть, шестидесяти, высокий, сутулый, с короткими темными волосами, в золотом пенсне и с весьма изысканными манерами. К девушке он относился внимательно и несколько покровительственно, почти по-отцовски. В первый момент он напомнил Санционаре профессора Мориарти, но сходство было только поверхностным.
Во второй раз он увидел их за ланчем. Они сидели за несколько столиков от него в траттории, куда Санционаре заглядывал время от времени, неподалеку от площади Кавура, около собора Святого Ангела. Девушка почти не разговаривала со своим спутником и без особого интереса ковырялась в тарелке. Понаблюдав за ними некоторое время, Санционаре пришел к выводу, что мужчина скорее родственник, чем любовник. Несколько раз, когда он смотрел на них, девушка слегка поднимала голову и бросала взгляд в его направлении.