Месть под острым соусом
Шрифт:
– Борщ будешь?
– Спрашиваешь! Конечно.
– Идём, я тебя накормлю.
Дома нас встречает тёща. То ли она меня не очень жалует, то ли по характеру такая суровая, но я всегда под её взглядом ощущаю себя провинившимся школьником. А тут я и вправду виноват, но она не выговаривает мне, только смотрит сердито. Кантемирова меня бы уже на части разорвала и в землю закопала, так что на сей раз мне с тёщей куда больше повезло.
Квартирка у них небольшая, кухонька крохотная, спрятаться негде. Но когда Мышка начинает суетиться, накладывая мне
На улице ещё светло, но сына скоро нужно укладывать спать, а потому стоит поторопиться. Помогаю Маше складывать вещи, постоянно отвлекаясь на прикосновения. Безумно хочется сгрести её в охапку, но приходится терпеть до дома.
Когда выходим, формально приобнимаю тёщу на прощание, и она мне тихо говорит:
– Не обижайте, пожалуйста, Машу, она – очень ранимая, а ей нельзя сейчас волноваться. И Мирон очень скучал по вам. Ребёнку нужна нормальная семья и стабильность.
– Спасибо, мама. Обещаю, что буду очень стараться.
Ощущаю себя ввернутым наизнанку, уязвимым без защитного панциря. И искренне благодарен тёще, что не сыплет соль на раны и не добивает лежачего.
Глава 24
Держу конверт в руках, не решаясь заглянуть вовнутрь. Я знаю, что там написано. Но одно дело просто знать, а другое – получить этому документальное подтверждение. Стыдно признаться, но у меня трясутся руки.
Всегда убеждал себя, что мне плевать на потомство. Сначала потому что был слишком молод. Потом потому, что знал приговор врачей. Никогда не думал, что сентиментален настолько, что побоюсь открыть результаты теста на отцовство. А это ведь не просто какой-то абстрактный ребёнок, а наш общий малыш с моей Мышкой!
Так и не вскрыв конверт, выхожу из лаборатории. Растерянно смотрю по сторонам – не могу вспомнить, где поставил машину. Набираю жене. Она с Мироном сейчас где-то на занятиях. Отвечает почти сразу.
– Маш, тут такое дело. Нужна твоя помощь. Куда мне подъехать?
Она называет адрес, и через пятнадцать минут я паркуюсь возле кафе, где она меня ждёт.
– Мышонок, что-то я растерялся. Можешь открыть?
– Ты? Растерялся? – удивляется искренне. – Такое вообще бывает?
– Оказывается, да. Сам в шоке. Открывай скорее.
Мышка распечатывает конверт, достаёт оттуда лист с какими-то цифрами, просматривает, но мне показывать не торопится.
– Ну, что там?
– Ты по-прежнему сомневаешься? – говорит строгим голосом, как училка.
– Нет, но почему-то очень волнуюсь.
Она передаёт лист мне, я бегаю по нему глазами и ничего не понимаю.
– Куда смотреть?
– Коля, да что с тобой такое? Вот же написано: «Вероятность отцовства 99,9%».
Невольно расплываюсь в улыбке и тут же спохватываюсь.
– А почему не сто? Они в чём-то сомневаются?
– Да посмотри, сколько тут девяток. Какие сомнения? Они всегда так пишут, погугли!
Мышка смеётся.
–
Чувствую себя идиотом. Но очень счастливым идиотом. Подумать только, у меня будет родной ребёнок! Чёрт, это как-то всё настолько неожиданно, что я не успеваю перестроиться.
Подхватываю жену на руки и начинаю кружить.
– Мышонок, я тебя люблю! Даже не представляешь, как сильно!
– Ты меня любишь или малыша, который у меня в животе? – шепчет мне в ухо, щекотно касаясь губами мочки и раковины.
– Вас обоих люблю!
Ставлю Мышку на землю, опасаясь, что у неё закружится голова.
– Нет, всех троих! Мирона – тоже! Боже, я даже и мечтать о таком не мог!
– И мы тебя тоже любим, все трое, – она не убирает рук с моей шеи. Так и стоим, прижавшись друг к другу.
Эта маленькая женщина за короткое время поставила мою жизнь с ног на голову. Вот только недавно я был волком-одиночкой, уверенным, что никогда больше не женюсь, чтобы не ломать никому судьбу, и вот уже у меня есть любимая жена, большой сын и на подходе ещё один малыш или малышка в обозримой перспективе!
Я – упёртый баран, ещё и немного не в себе после результатов теста на отцовство. Сдаю анализы в четырёх разных лабораториях, затем беседую с несколькими врачами. В каждом случае сценарий оказывается примерно одинаковым.
– Анализы отличные, всё у вас в норме, никаких проблем с зачатьем быть не должно.
После этого протягиваю свои старые результаты. Врач долго их рассматривает, изучает, несколько раз возвращается к листкам, просмотренным вначале.
– И вы хотите сказать, что этот – ваши анализы?
– Конечно, видите – там мои имя, фамилия и год рождения.
– Мне кажется, это какая-то ошибка. Извините, у вас распространённая фамилия и часто встречающееся имя. Может, в лаборатории что-то напутали?
– В какой именно? В вашей?
– Не думаю, но если вы сомневаетесь, давайте сделаем аналилз повторно за счёт клиники. Я уверен, что это – анализы двух разных людей.
Когда я слышу это в первый раз, то думаю, что врач просто выделывается. Но затем эту же фразу с небольшими вариациями мне произносят ещё несколько раз. И тогда мне становится очень не по себе. Потому что понимаю, что ничего не понимаю, но очень хочу всё-таки понять.
И я иду в ту клинику, где несколько лет назад проходил обследование и лечение. Уже почти не удивляюсь, когда получаю хорошие результаты. Хочу показать их врачу. Я столько раз был у него на приёме, что он не может мен не помнить. Интересно взглянуть в его лживые глаза.
– Извините, Фурсов у нас уже не работает, – сообщает мне девушка в регистратуре. – Но вместо него теперь принимает очень опытный врач – Павел Валерьевич Иващенко.
Увы, чистота эксперимента нарушена, но я иду к этому Иващенко. И когда выслушиваю и от него, что это – анализы двух разных людей, начинаю истерически смеяться. Доктор теряется.