Месть предателя
Шрифт:
– Она еще не закончена, – услышал он за спиной голос художника. – Но уже продана. Уйдет за границу. На Запад.
– Интересная.
– Не то слово… Гениальная! – сыронизировал Щербина.
– А те какие-то другие, – сказал Поташев и показал на три картины, стоявшие на полу в дальнем углу.
– Это не мои. Их писал Сашка Тиней. Называются «Летчик», «Доктор Фауст» и «Каролина». Мы с ним вместе учились. Он живет в Кишиневе. В Москве бывает наездами. Талантлив. Но провинцию не покидает. Зову сюда, зову. Тяжел на подъем. Влюбился, наверное. Они тоже проданы. Их
– Пшеницы? – удивленно переспросили Невежин с Поташевым.
– Пшеницы, – подтвердил Щербина. – Довели Россию! Пшеницу закупать стали. Прежде всю Европу ею кормили. А теперь не хватает. За океаном закупать стали. Ну ничего, Запад нам поможет! Ладно, идемте на свежий воздух. Глотнем свободы.
Художник и два его гостя вышли на крышу. Там уже вовсю веселился народ – каждый по-своему. Одни танцевали модный рок-н-ролл, другие громко подпевали голосам ливерпульской четверки, третьи тихо напивались, четвертые ждали, когда приготовят шашлык.
– Ну как вам мой пентхаус? – спросил Поташева Щербина.
– Что? – не поняв, переспросил Эдуард.
– На Западе такая площадка, – художник обвел рукой крышу, – называется пентхаус.
Поташев понимающе кивнул.
– Вы что-нибудь знаете о Западе, кроме того, что он загнивает?
Эдуард пожал плечами.
– А о Союзе, кроме того, что он процветает?
– Лишь то, что в газетах.
– Эти бы газеты да сразу бы в клозеты! – сказала подошедшая к ним жена художника, о которой уже говорил Эдуарду Невежин, и звонко рассмеялась.
– Очень точная рифма, Бельчонок. Тебе пора писать стихи, – отметил Фази и представил блондинку: – Знакомьтесь, моя жена.
– Эдуард Поташев.
– Ирина, – женщина улыбнулась Поташеву и добавила: – Не слушайте его. Он сделает из вас диссидента, а потом вас посадят.
– Не накаркай! – оборвал ее Щербина. – Займись лучше гостями.
– Милый, гости ждут шашлыков.
И именно в этот момент, как бы услышав их разговор, длинноволосый парень поднял вверх руки. В них он держал металлические шампуры, на которые были нанизаны кусочки сочащегося мяса. Парень радостно закричал:
– Готовы! Фази, они готовы!
– Ура! Они готовы. – Щербина подпрыгнул насколько мог. – А вы готовы? – обратился он к гостям.
– Всегда готовы! – ответил смешанный хор голосов.
– Эти художники – истинные оболтусы, – констатировала Ирина.
– Поторопитесь! – позвал художник. – А то не достанется!
После нескольких глотков ароматного кофе Игорь Щербина рассказал Гордееву, что после той, первой встречи Поташев стал появляться в его мастерской все чаще и чаще. Сначала он был как бы при Невежине, и они заходили только вдвоем, но потом он зачастил и сам. Постепенно Эдуард становился своим человеком в среде людей,
– Начинал он с коротких заметок в институтской прессе, но вскоре стал печататься и в московских газетах. Сначала это были обычные информашки типа «что? где? когда?». Ну и так далее и тому подобное. Все в этом роде. Чуть позже он и Невежин стали писать фельетоны на злобу дня. Если не ошибаюсь, для «Московского комсомольца» и «Вечерней Москвы». Пару раз у них что-то вышло даже в самом «Крокодиле».
– Они печатались под своими фамилиями? – спросил Гордеев.
– Нет. У них был псевдоним: Леонид Эпотажин.
– Из двух фамилий слепили одну?
– Да. В то время это неплохо звучало. Как раз для фельетонов.
– А как они писали? Каждый по абзацу?
– Не знаю. Они мне не раскрывали своих секретов. Но тем не менее в этой паре всегда был лидер.
– Расскажите об этом.
– Поташев при каждом удобном случае старался показать, что в их дуэте главный именно он, а не Федор.
– А как на это реагировал Невежин?
– Невежин? – переспросил Щербина и задумался. – Да никак! Не обращал на это никакого внимания. Ему было наплевать. Для него важен был сам процесс созидания, а не конечный результат. Это как в том анекдоте про детей, помните?..
– Нет. Расскажите.
– Спрашивают у одного пожилого богатого, но бездетного господина: «Почему у вас до сих пор нет наследника? У вас с этим проблемы? Или вы просто не любите детей?» – «Детей? – переспрашивает господин и отвечает: – Нет!!! Но сам процесс…»
– Вспомнил, – засмеялся Гордеев.
– Так вот, – продолжил художник, – и для Невежина, как в анекдоте, был важен сам процесс, а не конечный результат. Но… – Щербина многозначительно замолчал. – Но истинным лидером в этой паре был конечно же Федя Невежин. Он оставался так называемым теневым лидером. Он вырабатывал идеи, находил темы для фельетонов… И… И у него к тому же были жесткие принципы.
– А у Поташева принципов разве не было?
– У Поташева они тоже были, но немного другие и, я бы сказал, не столь незыблемые. Эдик всегда держал нос по ветру, что, впрочем, являлось неплохим качеством для фельетониста. Ведь писать приходилось на злобу дня.
Щербина налил себе еще чашку кофе.
– Нужно как следует взбодриться. Сегодняшний вечер для меня очень напряженный. На вернисаже будет много прессы, искусствоведов, коллекционеров, да и просто старых друзей, – объяснил Игорь. – А вам налить?
Гордеев отрицательно помотал головой.
– На сегодня я свою норму уже выпил, – сказал он.
– Так вот, – вновь продолжил свой рассказ Щербина, – однажды Невежин предложил своему другу Поташеву – а в то время они были очень близкими друзьями – написать книгу. Книгу о становлении рынка и демократии в Советском Союзе. Не художественную книгу, а научно-финансового характера. Поташев согласился. И ребята сели за работу… А через полгода рукопись книги была готова. Но в бывшем СССР ее не напечатали.