Месть. Все включено
Шрифт:
– Садись, – пригласил Олег Правилов. Инна немного смутилась.
– Садись, – повторил Правилов. – Побудь со мной. Немного. – Олег Петрович невесело усмехнулся. – Я тебя надолго не задержу.
Инна присела на самый краешек.
– Тебе который год? – неожиданно спросил Правилов.
– Двадцать четыре…
Правилов кивнул.
– Почти, как моя Лиличка. – Он уставился перед собой в стол.
– Ваша дочка?
– Помню, – сказал Правилов рассеянно, возвращаясь к недавним видениям, – помню бой под Гератом…
Инна в недоумении подняла брови.
– Снега тогда навалило, – пробормотал Правилов и стало непонятно, для Инны ли
Инна глядела на Правилова во все глаза.
Я, вообще, тот день… хорошо помню. Морозный такой. Обжигающий. Солнечные блики на снежинках играют, горы такие белые стоят, что глазам больно. А сугробы вдоль дороги в копоти. Соляра смрадно горит… У Бандуры еще канистра спирта в БМД [59] сыскалась. Саня – запасливый был мужик. Очень, знаешь ли, кстати вышло.
Олег Петрович замолчал и потупился.
– Столько народу всегда вокруг было… – добавил Правилов почти шепотом. – Где они сейчас?..
59
Боевая машина десанта
К кофе никто из них не притронулся. Повисло тягостное молчание.
– Олег Петрович, – наконец, нарушила тишину Инна, – вам Артем Павлович звонил. Я сказала – вы вышли. Просил немедленно связаться. Как только появитесь.
– Проверяющие не уехали?
– Нет, Олег Петрович. Работают. В полный рост.
– Ну, Бог в помощь, – махнул Правилов с безразличием, – авось, чего и выкопают.
– Я им сказала, что вы попозже их примете.
– Правильно сказала. – Правилов протянул Инне бумажку в половину тетрадного листка. Инна разглядела парочку надписей, сделанных твердой рукой Правилова. Печатными буквами. Одна в одну.
– Координаты моего хорошего знакомого, – сухо пояснил Правилов, избегая встревоженных глаз секретарши. – Действительно хорошего. На которого можно положиться. Он тебе с работой поможет. Я его предупредил уже, что ты завтра позвонить, и подъедешь… Ясно?
– С работой?..
– И последнее, – проигнорировал ее изумление Правилов. – Как, ты говоришь, ту женщину звали?
Инна наморщила лоб:
– Комиссарова… по-моему… Елена Борисовна. У меня записано… Если надо, то я сейчас погляжу.
– Успеешь, – Правилов удержал секретаршу жестом. В уточнении не было надобности. – Нет надобности, – сказал Правилов. – Сколько она у нас потеряла?
– Я не знаю, – отвечала Инна. – Надо поглядеть… У нее машина после мужа оставалась. И гараж. Кирпичный, говорит. На улице Закревского. Это, кажется, на Троещине.
Правилов прошагал к сейфу и выудил оттуда толстую пачку американских долларов в черно-желтой
– Шарабан!.. Ну, тысяча долларов от силы. Гараж – четыре штуки… Это, если еще капитальный, да на покупателя безголового наткнешься.
Правилов нерешительно взвесил брикет в ладони, поморщился и протянул Инне.
– На вот, тут с головой… В общем, созвонишься с ней, встретишься и передашь.
– А может? – начала Инна.
– Как говорю, так и делай, – отрезал Правилов. – Это больше, чем она потеряла в трасте, но значительно меньше, чем мне следовало бы сделать… И ничего, абсолютно ничего ей не вернет, Инна, потому как не все можно купить за деньги. Это ясно?
Инна вытаращила глаза.
– Ступай, – сказал Правилов.
– Очевидно, мне надо будет взять с нее расписку? – проговорила Инна уже от двери.
Правилов покачал головой.
Оставшись в одиночестве, Олег Петрович привел в порядок стол, опустошил пепельницу в мусоросборник, вытащил фотографию дочери из рамки и убрал в нагрудный карман. Покидая кабинет, Правилов не оглядывался. Молча пересек приемную и вышел наружу, тихонько притворив за собою дверь.
Глава 11
СТИКС [60]
60
Стикс (греч. «ненавистный») – в древнегреческой мифологии – богиня, дочь Океана и Тефиды, олицетворение первобытного мрака, и, одновременно, река, отделявшая мир живых от мира мертвых
Суббота, ближе к вечеру
Первые часы после аварии представлялись Андрею вечностью, составленной из хаотического нагромождения разрозненных отрывков, перемежаемых глубокими черными провалами. Он как будто смотрел кинопленку, предварительно старательно истоптанную и порезанную кусками, а затем склеенную как попало. Это также походило на кошмар, оставляющий поутру неприятный осадок, вроде еле уловимого и одновременно навязчиво живучего шлейфа после проехавшего через двор мусоровоза. Существенная разница заключалась в том, что кошмар разыгрывался наяву, и боль была самая настоящая. Чего-чего, а боли хватало с головой. Боли было столько, что Бандура в ней буквально купался. Он плавал в ней, будто зародыш в околоплодных водах, рискуя вот-вот захлебнуться. Вместе с тем он чувствовал, скорее на уровне подсознания, что как только она уйдет, это будет означать наступление смерти. Боль казалась единственным, что еще оставалось для него на земле. Боль была своеобразным стержнем, накладываясь на который, бессвязные, на первый взгляд, видения складывались в единую паскудную картину: «Меня зацепило. Меня куда-то везут. Мне все равно куда, потому, что я один хрен умираю».
Столкновение автомобилей осталось для него как бы за кадром. Было такое ощущение, будто десяток соскочивших с катушек рудокопов одновременно вонзили в тело кирки, поразив все, что только есть под кожей. Бандура повис на руле, будто жук из коллекции орнитолога. Что-то липкое текло по лбу и попадало в глазные впадины. Впрочем, смотреть было не на что – лопнувшее лобовое стекло превратилось в дымчатую сетку. Веки опустились. Какое-то время он еще слышал мужские голоса, матерившиеся на грани истерики. Кто-то жалобно взывал о помощи, но Андрею не было жаль.