Месть
Шрифт:
— Мне нравится, — с энтузиазмом произнесла Шейна, глядя на мать. — Давай его снимем. Ты только подумай, мам, двор — сплошная трава, никакой грязи. А деревянный бассейн — просто прелесть.
— Мы не можем принять решение прямо сейчас, — сказала Лили агенту. — Мне надо посоветоваться, кое-что обдумать, а завтра я вам позвоню.
Когда они вышли на улицу, Шейна заставила мать вернуться и сказать, что они снимут этот дом. Шейне страшно хотелось переехать прямо сегодня же и начать с наступающего вечера жизнь сначала. С этими взрослыми сплошные проблемы. Они всегда усложняют самые простые вещи.
— Так нельзя, Шейна. Мы должны все обсудить
— Я уже говорила с папой на эту тему.
— Почему ты не хочешь, чтобы и я с ним сегодня поговорила?
— Он не сможет отказать, — настаивала Шейна. Настроение у нее испортилось. — Когда разводились родители Салли, судья спросил у нее, с кем из родителей она хочет жить. Ведь мне скоро четырнадцать.
— Мы не хотим… доводить дело до суда. Самое главное, ты не вмешивайся, я сама все устрою. Хочу, чтобы мы все остались близкими людьми, тебе от этого будет только лучше.
— Нет, — просто сказала Шейна, — не надо говорить: «Тебе будет лучше», мама. Так будет лучше нам — тебе и мне.
По ее лицу пробежала тень. Она представила себе, как будет спорить и протестовать ее отец. В памяти всплыла газета, которую она читала сегодня, и утро после изнасилования. Что сделала мама с этим человеком, думая, что это он изнасиловал их? Может быть, это ужас содеянного омрачал ее лицо и делал таким глухим голос? Шейна сидела в каком-то оцепенении и смотрела на мать.
— С этого момента, что бы мы ни делали, мы будем делать для нашей общей пользы. Ты поняла? Мы с тобой одна команда. Мы вместе прошли через это и вместе это преодолеем. Я люблю папу и буду проводить с ним какое-то время, но он больше никогда не будет стоять между нами.
Лили, не мигая, смотрела прямо перед собой.
— Мама, пообещай мне, что ты не позволишь ему отговорить себя от нашего переезда.
— Я сделаю все, что могу, — заверила Лили.
— Нет, — тряхнула головой Шейна, — этого недостаточно. Пообещай мне, что ты не будешь больше пить таблетки и обращаться со мной, как с маленьким ребенком. Я стану помогать тебе, а ты помоги мне. Я стану рассказывать тебе все, и ты будешь отвечать мне тем же. Вот как все получится у нас.
— Я обещаю.
— Вот и хорошо. Значит, все будет прекрасно.
Шейна откинулась на спинку сиденья. Мысли ее блуждали. Они упакуют свои вещи и переедут в новый дом. Они оставят в прошлом все плохое, что было в их жизни до этого. Если ее мать совершила что-то противозаконное и из-за этого с ней случится какая-то неприятность, то пусть вместе с мамой накажут и ее. Что бы ни сделала ее мать, она сделала это ради своей дочери, и Шейна не допустит, чтобы кто-нибудь еще раз обидел ее маму.
Глава 38
Когда они приехали домой, Джон, сидя на диване, смотрел телевизор. Под потолком слоями стелился дым его сигареты. Шейна взглянула на отца и, не сказав ни слова, поспешила в свою комнату. Собачка бросилась за ней, подпрыгивая и тыкаясь розовым носиком в руки девочки. Проходя мимо Лили, Шейна наклонилась к ней и шепнула:
— Делай это сейчас. Не надо ждать.
Как только Шейна вышла, плечи Лили ссутулились; опустив руки, она смотрела на Джона сквозь окно в стене, отделявшей кухню от столовой. Чтобы тверже стоять на ногах, она привалилась к кухонному столику. Она сглотнула, чувствуя во рту какой-то странный привкус, словно она проголодалась, но это был не голод. Она взяла дрожащими
— Что там происходит? — спросил Джон, оглянувшись на нее и снова уставившись в телевизор.
Она все еще стояла посреди кухни, освещенная ярким светом потолочного светильника. Половина шкафчиков осталась открытой.
— Дай мне сигарету.
Он встал, поддернул синтетические брюки, просунулся в кухню и бросил на кухонный стол пачку сигарет. На ногах у него были большие, подбитые мехом домашние тапочки. Как только Лили увидела их, ее охватил пароксизм смеха. Джон в тапочках походил на гнома. Такие обычно превращаются в слонов или других животных. Схватившись за живот и согнувшись пополам, она хохотала, как безумная, от смеха по ее щекам потекли слезы.
— Где ты взял это? — спросила она, показывая пальцем на тапочки и снова разражаясь хохотом. Джон с негодованием смотрел на нее, ничего не понимая. — Это тебе твоя подружка… это она… подарила тебе это?
Его глаза сузились от злости, он отвернулся и пошел к дивану.
— Подожди, — остановила его Лили. Она вставила сигарету в рот и перестала смеяться. — Дай мне зажигалку.
— Когда это ты начала курить? — спросил он, глядя, как она затягивается дымом, выдыхая его клубы и рукой отгоняя их от себя.
— Когда ты начал носить такие тапочки, вот когда, — ответила Лили. Она снова чуть не рассмеялась, но сумела сдержаться. От сигаретного дыма у нее закружилась голова. Она постаралась погасить окурок о дно пепельницы, но сигарета сломалась пополам и продолжала чадить. — Шейна хочет переехать отсюда вместе со мной. Она сказала, что обсудила этот вопрос с тобой.
Он хотел что-то сказать, но Лили протестующим жестом остановила его.
— Пока ты не начал горячиться, дай я поясню тебе, что я об этом думаю. Мы можем снять дом на условиях помесячной оплаты. Это освободит нас от уплаты налогов. Мы будем платить только то, что он стоит. Таким образом, оплата не будет обременительной ни для кого из нас. Шейна пока останется учиться в своей старой школе. Я стану отвозить ее туда или ты, в те дни, когда она будет оставаться у тебя. А в следующем году она перейдет в другую школу.
Лицо его оставалось суровым. Он огрызнулся:
— Я запрещаю вам это делать. Ты задерживаешься на работе допоздна, Шейна будет сидеть дома одна. Я запрещаю это. Ты всегда была дерьмовой матерью.
Лили почувствовала, что начинает выходить из себя, но, сделав несколько глубоких вздохов, пропустила его замечание мимо ушей, словно он не повторял его десятки раз раньше. Если бы для того, чтобы добиться своего, ей пришлось бы поцеловать его в задницу, она не колеблясь сделала бы это. Кроме того, думала она, глядя на его тапочки, он слишком смешон, чтобы представлять какую-то угрозу. Почему это она раньше ничего такого не замечала? Почему она всегда позволяла ему расстраивать себя и начинала сердиться от его дурацких и смешных претензий? Он был шутом, пародией на человека. Да она может свалить его одним мизинцем.