Месть
Шрифт:
Служащий архива попросил ее подождать у телефона. Через некоторое время он вернулся и сообщил.
— Он поступил в тюрьму восемнадцатого апреля, а освобожден двадцать девятого. Вам нужны материалы обвинения? — спросил он.
— Мне нужно точно знать время, когда именно он был освобожден двадцать девятого, — ответила Лили.
У нее вспотели ладони, и она переложила трубку в другую руку. Она слышала по телефону, как постукивают клавиши компьютера.
— Ну вот, — сказал наконец служащий, — похоже, что его освободили около восьми часов.
Она затаила дыхание и почувствовала, как ее понемногу отпускает внутреннее
— Постойте, его не успели освободить к этому времени; в это время на него только оформляли все необходимые документы. Вот: он был освобожден в одиннадцать пятнадцать вечера.
— Вы уверены? — спросила Лили.
— Так показывает компьютер. В этот вечер освободили более пятидесяти человек. Парню еще повезло, что он ушел в тот же день, были такие, с которыми разобрались только на следующее утро.
Она на самом деле убила не того человека.
— Вам нужна какая-нибудь дополнительная информация?
Голос звучал откуда-то издалека, был бестелесным и нереальным.
— Нет. Благодарю вас, — проговорила она, роняя трубку на ковер.
Теперь не оставалось и следа сомнения. Когда она в ту ночь выходила на кухню, часы в спальне показывали одиннадцать, Бобби Эрнандес еще находился в тюрьме.
Лили задернула занавеси на окнах спальни, достала из сумочки две таблетки валиума и проглотила их. Она бросилась на кровать, ожидая, когда начнут действовать таблетки. Ей хотелось уснуть, чтобы ни о чем больше не думать. Взяв пузырек, она высыпала таблетки на покрывало кровати и начала их пересчитывать, отодвигая в сторону по одной таблетке. Пилюльки липли к ее пальцам, мокрым от пота. Это так легко, подумала она, так неправдоподобно легко. Вот так, по одной, положит она своими липкими руками эти таблетки на язык и проглотит их. Темная бездна манила ее соблазнительным шепотом. Узкий, как бритва, луч света, проникавший сквозь щель между черными драпировками, как зловещее предзнаменование, падал на ряды розовых таблеток на покрывале кровати. Она взяла одну и положила на язык, потом проглотила ее, смакуя, как несравненный деликатес. Оставалось еще двенадцать таблеток. Этого было явно мало.
Кроме всего прочего, стоило подумать о дочери, Ричарде и даже о Джоне. У нее слишком много обязательств, чтобы позволить себе самоубийство. Этим она только усилит боль близких ей людей.
Возможно, если она явится с повинной и отдаст себя на милость правосудия, ей удастся хоть немного очиститься. Если она примет наказание, а возможно, и сядет в тюрьму, то ее чувство вины немного уменьшится. Но это будет тоже своего рода самоубийство, потому что она больше никогда не сможет работать юристом, она никогда не станет той личностью, которой является сейчас, да и какая это будет психическая травма для Шейны. Да, альтернатив у нее не было. Лили ощутила себя головоломкой из фрагментов, которые кто-то в беспорядке рассыпал по земле, — миллион крошечных, прихотливой формы кусочков. Одна недостающая часть оказалась зажатой в безжизненной руке Бобби Эрнандеса, и она никогда не сможет высвободить оттуда недостающую часть. Убив его, она убила частицу самой себя.
Глава 37
Шейна заставила Грега высадить ее за квартал от ее подъезда и дошла до дома
— Где мама? — спросила она.
— Машина здесь, значит, она где-то в доме. Я ее не видел, я только что приехал домой.
— Так ты сегодня ночью оставил ее дома одну? — спросила она обвиняющим тоном. — Чем же ты занимался? Провел ночь со своей подружкой?
Отец бросил трубку и поднялся, вытирая руки ветошью.
— Я не разрешаю тебе разговаривать со мной в таком тоне. Ты слышишь? Я не сделал ничего постыдного. Твоя мать и я расстались. Она переезжала отсюда, ты помнишь?
Шейна ничего не ответила и поспешила в дом, с треском захлопнув за собой дверь.
— Мама! — крикнула она, но ответа не было. — Она вошла в затемненную спальню и увидела, что мать лежит на кровати, свернувшись клубком. — Мама, — повторила она, ее тревога нарастала с каждой секундой, — ты в порядке? Почему ты лежишь в постели днем?
Лили лежала неподвижно, ничего не отвечая. Шейна подбежала к матери и начала ее трясти.
— Просыпайся! Мама, ты меня слышишь? Что с тобой?
Лили перевернулась на спину и простонала что-то нечленораздельное. Замолчав, она сразу же уснула опять. Шейна увидела на полу раскрытую сумочку и нашла там пузырек с таблетками.
— Вот оно что, — Шейна так громко выкрикнула это, что Лили снова проснулась. — Я сейчас спущу эти таблетки в унитаз.
— Шейна, ну, пожалуйста, не надо, — умоляла Лили. — Я же не могу заснуть без этих таблеток. Шейна, это же глупо.
Но было поздно. Из туалета донесся шум спускаемой воды.
Шейна вернулась в комнату и раздвинула шторы, в спальню хлынул яркий солнечный свет.
— Вставай, — сказала она. — Прими душ и наложи макияж. Мы идем гулять. — Она подошла к матери и положила ей руки на колени. — Если я еще раз увижу, что ты пьешь таблетки, я и их выброшу. А если ты будешь упорствовать, то я начну принимать наркотики. Их очень легко купить в школе.
Она стояла, опустив руки вдоль тела, но грудь ее вздымалась от волнения.
С трудом поднявшись с кровати, Лили озадаченно взглянула на дочь. Ей просто не верилось, что ее родное дитя способно так отчитать родную мать. Казалось, они поменялись ролями.
— Куда же мы пойдем? — спросила она.
— Сначала мы где-нибудь пообедаем, а потом отправимся в кино. Я посмотрю в газете, где что идет, а ты пока одевайся.
Шейна нашла газету на кухонном столе. Она была еще не развернута, закручена в трубочку и стянута резинкой. Шейна стянула с газеты резинку и развернула ее. Посмотрев на первую страницу, она пробежала глазами информацию о досуге в ее нижней части. Но тут ее внимание привлекли три фотографии, помещенные здесь же.
На них были изображены Мэнни Эрнандес, Бобби Эрнандес и полицейский, застреливший Мэнни. Мельком прочитав сопроводительный текст, Шейна остановилась на абзаце, где было написано, что Бобби Эрнандес был застрелен неизвестным утром тридцатого апреля — то есть на следующий день после изнасилования, подумала Шейна. Дальше следовало описание предполагаемого убийцы: белый мужчина ростом около пяти футов десяти дюймов. На нем была надета синяя вязаная лыжная шапочка, и приехал он на малолитражной красной машине. Шейна выронила газету, словно бумага обожгла ей руки. Мысли ее путались.