Месяц как взрослая
Шрифт:
У Воотеле, кажется, даже дух перехватило. Он подошел и встал перед Мерле. Искоса, краешком глаза посмотрел на нее с высоты своих ста восьмидесяти сантиметров.
«Что, такими руками резать хлеб?» — Он сунул ей под нос зеленые руки.
Мерле оглядела их и отвела в сторону.
Нийда потянула Воотеле к себе и попросила помыть в море картошку. Тогда и руки отмоются.
Но Вейнике преградила ему дорогу. Такой силач позарез нужен ей самой: очень плохо работает насосный колодец. И Воотеле пришлось таскаться за ней от костра к даче, от дачи к морю, от
Вот и все.
— Как все! Затмение на тебя нашло! — воскликнула Нийда, которая слушала Силле со все возрастающим беспокойством. — А того ты, конечно, не видела, как Мерле держала руку Воотеле, когда он показывал ей свои запачканные краской ладони. Взяла за руку и держала как… как… А потом эта Вейнике… Она осмотрела Воотеле, как вещь какую, с головы до ног. Вот так! И глазки строила! А бедный Воотеле, глупец такой, еще и покраснел. Потом он целый день прислуживал ей и позволил еще на танец себя потащить. Будто меня и на свете нет. Это первое. Теперь дальше: как может человек унизиться до такого положения, когда ему могут строить глазки, могут насильно утащить танцевать… Ну почему этот Воотеле должен быть такой паяц! Как можно вообще ему доверяться? Нет, с меня хватит. Возьму и утоплюсь.
— Сумасшедшая! Ты же собиралась на стройку…
— Все равно! Завтра же уеду. Навсегда…
Горькие слезы не дали Нийде договорить.
— Послушай… Ну чего ты… — пыталась Силле утешить подружку, но от этого Нийда расплакалась еще горше.
Вдруг плач прервался, и Нийда, подыскивая слова и всхлипывая, начала тихонько говорить:
— Правильно… это… ну, чувство… Глубокое, серьезное… Оно должно делать человека счастливым. Как Эндлу. А не так, чтобы скребли по сердцу десять злых кошек. Что ты думаешь?
Силле молчала. Что сказать? Если бы она раньше задумывалась над этим вопросом.
В самом деле… серьезное и подлинное чувство должно делать людей счастливыми. У мамы с папой ведь так.
Но кто знает… Вот здорово, если бы можно было заглянуть в душу. Тогда бы сразу стало ясно, сколько папа и мама доставляют друг другу праздничного настроения, а сколько огорчений. Но между праздничным настроением и огорчением находится еще что-то среднее, что можно назвать, например, будничностью. И этого в жизни людей, наверное, больше всего…
Эх, если бы иметь такую силу! Тогда бы заглянула в душу Индрека и узнала бы, о чем он сегодня думал возле костра, когда смотрел, уставившись на огонь, и вообще что у него в голове.
Любопытно было бы заглянуть и в душу Воотеле: думает ли он о Нийде столько же, сколько думает о нем она, или считает ее просто одноклассницей?
Про Нийду можно сказать и без особого прозрения, что ее грызут сомнения, настоящий ли друг ей Воотеле. Неведение и неуверенность делают ее такой ревнивой и несчастной.
Как вообще распознать своего единственного и настоящего? Трудный это вопрос. Может, даже труднее, чем найти настоящую, по душе, работу. Наверное, самый трудный на свете вопрос.
Нийда за последнее время неузнаваемо изменилась. Даже не замечает, что Силле тоже
— Послушай, что с тобой стряслось? — вдруг сказала Нийда, которая терпеливо дожидалась ответа на свой вопрос. — Я тебя не узнаю. Раньше с тобой можно было обо всем поговорить, а теперь ходишь, как в воду опущенная…
— Я?
— Ну да. Я все приглядываюсь, смотрю: стала какой-то другой.
— Я-a?
— Конечно, ты. Девочки говорят, что… не надышишься на Индрека. Одним словом, влюбилась.
— Я-я-а-аа?
22
Весь мир поплыл у Силле перед глазами и встал вверх тормашками.
Она вдруг поняла, что есть моменты, когда ты даже со своей лучшей подружкой не можешь быть откровенной, даже себе не осмелишься признаться.
В этот самый момент возле них очутился Воотеле. Буркнул Силле, что ему нужно немного поговорить с Нийдой, и вот он уже отвел ее на несколько шагов в сторону, и уже пошел у них разговор.
«Пусть наговорятся досыта!» — пожелала им Силле и пошла назад. Ей надо было побыть одной…
И откуда только Нийда взяла все это? «Девочки говорят!..» Хм! Разговоры ходили и раньше. Делают из мухи слона. Ты разговариваешь с человеком, а они сразу: влюбилась. И Нийда туда же.
А если они сказали это и Индреку? Тогда… Ой-ой-ей! Тогда все случившееся возле камня выглядит в тысячу раз хуже. Тогда Индрек может подумать о ней самое плохое. Будто она умышленно… Как же ей теперь смотреть ему в глаза, здороваться с ним и вообще?..
Разговор сзади смолк. И шагов слышно не было.
Одна.
Вдруг лес показался устрашающе мрачным. Тихий шум деревьев, неприятный шорох, скрип.
Силле оглянулась.
На фоне моря и полоски неба она увидела Воотеле и Нийду.
Они шли следом… держась за руки. Стройная худенькая Нийда и длинный плечистый Воотеле. Впервые Силле видела их державшимися за руки.
Так! Силле усмехнулась и продолжала свой путь. У Нийды началось воскресение. А десять злых кошек? Они остались теперь без работы. И пусть! Не каждый подпустит их к своей душе. Другое дело Нийда. Она такая чувствительная и хрупкая. Но если человек сильный… Сильный не позволит себе в кого-то… не позволит увлечься, пока не будет совершенно уверен, что тот, другой, — самый верный, и пока тот, другой, не будет думать точно так же. Только тогда.
Но с Индреком придется сегодня же объясниться. Надо будет сказать ему между прочим, в шутку, что, мол, так и так, болтают… Во всяком случае, надо что-то веселое, потому что смех всегда помогает человеку.
Силле вскрикнула: будто из-под земли перед ней вырос Индрек.
— Почему ты одна? Куда все подевались?
— Идут. Разговаривают, не стоит им мешать.
Индрек молча пошел рядом с Силле.
— Нога все болит? — спросил он.
— Не очень.
Поперек дороги тянулись толстые корни. Об один из них Силле задела больной ногой и ойкнула. Индрек схватил ее за руку.