Месяц как взрослая

Труу Сильвия

Лишь машина делает столько, сколько ей положено. Только робот. Человек — не машина, человеку требуется шевелить мозгами. Но выходит, что этот новоиспеченный начальничек был бы рад, если бы вместо девочек за столами сидели роботы и роботихи. Уложит каждый свои девяносто коробок конфет и… точка. Просто и ясно. А если бы некоторые роботы-малыши стали делать столько же, сколько большие роботы, и если бы они уложили по сто четырнадцать коробок, то Эндла Курма сразу же отправила бы их в ремонт. Мол, гляньте, что стряслось с этими безумными: они делают столько, сколько могут, а не столько, сколько положено.

—

Здравствуйте! Как у вас дела?

Возле Силле остановилась заведующая участком.

— Спасибо! Хорошо! — быстро ответила Мерле.

— Вас в газете так хвалят!.. — продолжала заведующая. — Ваш бригадир Эндла Курма сказала мне, что вы не всем довольны.

— Ничего подобного, очень довольны, — возразила Мерле.

— Мне кажется, что нас тут не принимают всерьез, — сказала Силле. — Почему нас не поставили работать в цех? Может, мы укладывали бы там столько же коробок, сколько и молодые укладчицы.

Заведующая участком слушала Силле с интересом. Хотя на ее лице, казалось, было написано: «Слышали мы и раньше шестнадцатилетних подростков, которые считали, что родившиеся до них люди вообще не умеют вести земные дела».

И тогда заведующая участком сказала, что временной бригадой очень довольны, что сразу видно: производственная практика не прошла для них даром. Что их принимают очень даже всерьез, потому что из этой бригады фабрика надеется получить существенное пополнение и именно поэтому их взяли на работу. В цех их не могли поставить, потому что ни в одном цехе нет такого количества свободных мест для двадцати пяти девочек. Что недавно закончили монтаж новых современных конвейеров, на которых в будущем станет работать, возможно, и кое-кто из их бригады. Что же касается молодых фасовщиц, которые работают на ручной укладке в цехе, то…

Заведующая подошла к висевшим на стене показателям, изучила их, вернулась и закончила:

— Норма укладчиц трюфелей за смену — сто восемь коробок.

— Сто восемь! — воскликнула Мерле и вскочила с места. — Девочки, мы на высоте! Мы делаем даже больше! Ур-р-р-аа!

Заведующая участком засмеялась:

— Хорошо! Продолжайте работать! Но если у вас тут будут какие-нибудь сложности или возникнут планы, сразу же обращайтесь к бригадиру.

Заведующая ушла.

— Поняли, в чем дело? — спросила девочек Хийе и наклонилась к соседке: — Вот так, Мерле, не самовольничай! В этом смысле ты еще не на высоте.

«Так что жаловаться и беспокоиться нет причины, — подумала Силле. — Мы на высоте. Но почему сознание этого уже не радует? Другие девочки довольны. Значит, я не на своем месте? Мерле хочет остаться работать на фабрике. Хотя, бывает, она срывается. Но главное, она знает, чего хочет. Один самый существенный вопрос в жизни для Мерле ясен: она знает, где будет работать. А я? Неужели и мне придется быть всю жизнь фасовщицей? Ага! Сомневаюсь, колеблюсь, не уверена в себе. У каждого человека должна быть такая работа, о которой можно сказать без всякого колебания: „Только эта и никакая другая“. До аттестата зрелости остался всего год. Один год для поисков, взвешиваний и решения. И если за это время сама не найдешь, придется идти на консультационный пункт за советом. Хорошо, если бы там стояли электронно-счетные машины,

которые за несколько секунд выберут тебе подходящую работу! Ведь решить вопрос о настоящей работе для себя иногда бывает столь же трудно, как найти среди сотен миллионов людей своего Ромео. Но причем здесь Ромео? Как причем? Ромео и работа — для счастливого человека всегда единственные. Но Имре Лойк сказал, что у некоторых в работе нет своего единственного счастья, так же как и в любви. А у меня?»

29

В коридоре к Силле подошел Воотеле:

— Через несколько минут тебя будет ждать во дворе человек на первой скамейке возле фонтана.

У Силле заколотилось сердце. Зовут на свидание. Первое приглашение. Она была абсолютно уверена, что это Индрек, но все же прикрылась равнодушием, спросила:

— Кто будет ждать?

— Не велено говорить ничего, кроме того, что в руках у него будет сегодняшняя «Ноорте Хяяль», — тихо объяснил Воотеле.

Силле улыбнулась: зачем Индреку держать в руках «Ноорте Хяяль»? Значит, зовет не он. Кто же?

— Пусть лучше приходит сюда!

— Не может.

— Почему?

Воотеле пожал плечами.

— Почему? Разве он не здешний?

Воотеле огляделся, будто боялся, что кто-нибудь услышит, и подмигнул Силле.

— Кто же он такой? — удивилась Силле.

— Я же сказал: с газетой в руках.

Перед глазами Силле почему-то возник Виханди из механического. Нет, тот бы не стал фокусничать с газетой. Такая шутка подходит Ринальдо. А что он хочет сказать? Опять вспомнил какой-нибудь пошлый анекдот?

— Спасибо, не хочется! — сказала Силле.

Но так как Воотеле настаивал — он старался ревностно выполнить поручение, — то Силле наконец смилостивилась.

— Ладно. Чтобы не было ошибки — «Ноорте Хяяль» могут читать и другие люди, — пусть он держит газету вверх ногами.

— Чтобы все видели это?

— Сколько их там ходит у фонтана, а из окон не видно. Так что пусть перевернет газету. И паролем будет: «Китайский — это китайский. Ничего не понимаю». Так он должен мне ответить.

Воотеле старался разъяснить ей, что солидность и чувство человеческого достоинства ущемляются подобным условием.

— Так же как и у меня, когда я ни с того ни с сего очертя голову бегу на свидание неизвестно с кем, — сказала Силле. — Пусть сам идет сюда, и все.

— Нет, он просил…

— Ну, тогда…

— Ладно, ладно!

Воотеле отступил.

Силле не сразу пошла на свидание. Сперва глянула из окошка в коридоре. Возле фонтана действительно кто-то сидел. Лицо скрывала развернутая газета. Как он держал ее, отсюда видно не было.

Силле вышла во двор.

Газету держали вверх ногами.

Силле уселась на скамейку и глянула на солнышко.

Газета рядом зашуршала: ее сложили. Но пароль сказан не был.

— Ну и делов с тобой, прежде чем удастся поговорить, — произнес Индрек.

— А просто прийти и поговорить нельзя?

— Просто с тобой не выходит. Не успеешь рта раскрыть, как тебя уже нет.

— Так уж и нет?

— Знаешь, Силле…

У Силле прервалось дыхание. Голос Индрека опять прозвучал так же, как на острове, в вечернем лесу. Силле повернулась к Индреку.