Метаморфозы. Корона венков сонетов

Слука Александр Ярославович

Сердца он умыкает постоянно.

Немногословен, странен, нелюдим.

Я повстречался с ним совсем недавно.

Он - тать, но в тоже время - господин.

Заночевав и заглянув в себя,

Уверен в том, что я живу любя.

78

Уверен в том, что я живу любя -

То вынес я из старенькой лачуги.

А Мельпомена*, косу теребя,

Глядела вслед. (У татя две дочурки).

Второй (Минервы*)

я не увидал.

Гостила у подруги, у Помоны*.

"Счастливого пути" - сказал горал*,

Что рядом жил и стриг вокруг газоны.

Во сне ли видел это? Наяву?

Не знаю, не скажу, пожалуй, точно.

Плету любви и страсти бечеву

В душе своей весной я дённо, нощно.

И дарит май всё нужное мне щедро.

Сердечные свои ласкаю недра.

79

Сердечные свои ласкаю недра

Надеждами палящих летних дней,

Забыл о ненадёжности я фетра,

И спутал дым костра и жар углей.

И снова пробудился спящий разум,

И мысли вновь тревожные взродил:

"Берёзонька не станет парой вязу".

Опять прозрачность чувства замутил.

Я молвлю: "Надоел ты мне до жути,

Не в думах счастье - в чувствах испокон.

От этой глупой, бесполезной нуди

В тоскливый всё рядится балахон.

О, как же этот критик утомил.

Но разум снова жалит, что есть сил.

80

Но разум снова жалит, что есть сил:

"Аврору* позабыл, что грела светом,

Зачем Бореем* заменил Зефир*.

Раскаешься ты скоро сильно в этом.

Сирена не подарит свет зари

И не вернёт назад тебе Пегаса*,

Не оживит лежащий азурит*,

Но познакомит со слезою саза*.

Глянь на себя - разорван пополам.

В глаза боишься правде глянуть смело.

Пустыни зной - печальный мир агам*.

У глупости, я вижу, нет предела".

Ответь мне, усмирив свой буйный норов:

"А та, что любит без лукавых взоров"?

81

А та, что любит без лукавых взоров?

Сегодня увядает по чуть-чуть.

И средь тоскливых тёмных коридоров

Пролёг её души печальный путь.

И в сердце не огонь - угли сырые.

Угасла радость полностью, совсем.

И лишь любовь хранима и поныне,

И не изъел любовь пока что тлен.

– Какая прелесть в яде и в дурмане?

Ты губишь всё и вся, пожалуй, зря.

Блуждать тебе, запутавшись в тумане

Осенней желтизны, себя коря.

Сей

диалог с умом меня взвинтил!

Кричу в ответ: "Отстать тебя просил!"

82

Кричу в ответ: "Отстать тебя просил!

Я не нуждаюсь в этих поученьях.

От них в душе взрастает чернобыл.

И утопает разом всё в сомненьях.

Сам разберусь. Я знаю, как мне жить,

Чего желать на том и этом свете.

Морозом душу с сердцем хватит плить*

И сообщать о будущем извете*.

Способен принимать решенья сам.

В душе я чёрств одной лишь стороною

Всё прошлое - давно ненужный хлам,

Который вьётся вороном над мною.

Достаточно словесных, разум, вздоров.

Оставь меня и хватит уговоров".

83

Оставь меня и хватит уговоров.

Пустой всё это, бесполезный трёп.

И что у страсти цвет не мельхиора*,

А серебра?! О, это всё - поклёп.

Неправда. Позади туман печали

Остался и забыт мной навсегда.

Теперь живу я красками азалий*,

Всё прошлое, как талая вода.

Быть может я не прав и даже грешен.

Быть может та из прошлого и ждёт,

Пусть радостью ей будет цвет черешен,

Пусть радостью ей будет цвета лёт.

И глядя на осколки от любви,

Пускай она промолвит: "Се ля ви".

84

Пускай она промолвит: "Се ля ви"

И позабудет и тоску, и горе

Среди весенней зелени листвы,

Которая шумит, как будто море.

Пусть глянет на цветенья шумный пир,

А может даже примет в нём участье.

И осветлится вновь душевный мир.

И в этом, по большому счёту, счастье.

Что пожелать могу я ей ещё?

Пожалуй, ничего, лишь только это.

И пусть не буду ею я прощён,

Но для чего прощение поэту?

Ох, непросты романа жизни главы.

Похоже, что французы были правы.

85

Похоже, что французы были правы:

Всё нужно принимать таким как есть.

Судьбы недосягаемы анклавы*,

И неизменна жизненная персть*.

Мы странники миров и дети неба,

Мы путники земных и пыльных троп.

И запах жизни, как и запах хлеба,

Нас манит неизведанностью проб.

Бредём мы в одеяниях стремлений,

Сомнений, чувств и неких сладких грёз.