Метатель
Шрифт:
Слова повисли в воздухе, и на мгновение среди пленников воцарилась тишина, словно никто не мог поверить, что такое возможно. Я понимал, что они уже привыкли к жестокости, к насилию, к тому, что сражаться за свою свободу было делом бесполезным и даже смертельным. Но мне нужно было пробудить в них желание бороться.
— Послушайте, — начал я, стараясь говорить как можно убедительнее. — Я видел, как эти твари обращаются с вами, как держат вас за рабов. Я хочу помочь вам. И есть шанс это сделать — прямо сейчас.
Я внимательно наблюдал за ними, стараясь
— Мы ничего не сможем сделать против них. Они лучше вооружены и не знают жалости. Попробуем восстать, и нас прикончат на месте.
Его слова были тяжёлыми, но я видел в них неуверенность, а не полное смирение.
— Именно поэтому мы должны действовать неожиданно, — возразил я, глядя ему прямо в глаза. — Сейчас они расслаблены, не ожидают ничего подобного. У меня есть план, и если вы поддержите меня, мы сможем освободиться.
— Что за план? — вмешался парень, сидящий у края заграждения, всё ещё настороженно смотря на меня.
— Я отвлеку внимание часовых, если получится, сниму их, а вы нападёте на охрану. Они привыкли считать вас слабыми и беспомощными. Но если мы ударим быстро и решительно, у них не будет времени понять, что происходит. Я помогу вам обезвредить их. У меня есть оружие, и вы получите его. Это наш единственный шанс.
Пленники переглянулись, и на лицах некоторых я увидел зарождающуюся решимость. Постепенно взгляд каждого начинал светиться огоньком, гаснувшим, возможно, в течении этих дней. Один из мужчин, пожилой и худощавый, с коротко остриженными седыми волосами, сжал кулаки и кивнул.
— Что ж, хуже нам уже не будет, — сказал он тихо, обводя остальных взглядом. — Я за.
За ним последовали и другие, шёпотом поддерживая его, пока, наконец, не остались лишь двое, смотрящих в пол с сомнением. Им не нужно было объяснять, что они рискуют, но я видел, как внутри каждого из них пробуждается желание бороться за свою свободу.
— Отлично, — сказал я, почувствовав уверенность. — Когда я подам сигнал, вы должны быть готовы. Мы ударим быстро и решительно, так, чтобы они не успели сориентироваться.
Скрываясь в темноте, я передал пленникам оружие, которое собрал с поверженных бандитов. Среди них были ножи, цепи и несколько самодельных дубин — всё, что осталось от прежних хозяев. Мужчины, получив своё вооружение, ощутили в руках реальную силу и, похоже, впервые за долгое время начали верить, что теперь у них есть шанс.
— Держитесь вместе, — тихо произнёс я, раздавая ножи и объясняя каждому, как и где лучше держать оружие, чтобы не потерять его в схватке. — Нападайте одновременно, не давайте им времени прийти в себя. Они привыкли считать вас беззащитными, и это их слабое место.
Лица пленников начали преображаться. В глазах каждого вспыхнула решимость, которую они таили в глубине души. Люди переглядывались и молча кивали друг другу, признавая готовность к действию. У
Освободив пленников из загона, я жестом подал сигнал, и мы начали действовать. Один из пленников, держа самодельный нож, подкрался к ближайшему охраннику у ворот и быстро всадил клинок в его бок. Охранник даже вскрикнуть не успел и рухнул, издав лишь короткий хрип. Остальные бросились вперёд, как только первый охранник пал, нападая на ближайших отмороозков, которых заставили врасплох. Стук ударов и короткие выкрики резали тишину ночи, но, несмотря на это, лагерь оставался погружённым в сон. Весь расчёт был на внезапность.
Я незаметно двинулся к вышке, где дремали два часовых, у которых даже не было мысли, что прямо под их носом начался бунт. Поднявшись по лестнице, я замер у края вышки, оценивая, как лучше всего напасть. Скрытность прятала меня и я проскользнул за спиной одного из них и, не теряя времени, ударил его топором по шее, оставив противника беззвучно рухнуть на пол. Второй охранник, услышав шорох, развернулся, но я уже метнул сюрикен, который вонзился ему прямо в горло. Часовые устранены, и теперь над лагерем не было наблюдателей, способных подать тревожный сигнал.
Снизу раздавался гул. Пленники, преодолевая свою неуверенность, нападали на остальных членов банды. Один из них выхватил дубину, но тут же оказался окружён четырьмя уже бывшими пленниками, которые сбили его на землю и начали яростно наносить удары. Огонь костра отражался в их глазах, и в их движениях чувствовалась решимость, превращавшаяся в силу с каждым ударом. Этим людям не нужно было ничего объяснять — они использовали свою ярость и отчаяние как оружие, отбивая каждый удар и атакуя с неожиданной для них жестокостью.
Тем временем я направился к самому добротному дому, который, судя по всему, принадлежал лидерам банды. Подкравшись, я откинул занавес и, не теряя времени, бросился на одного из мужчин, что в панике хватался за оружие. Топор в моей руке просвистел и пробил его броню, и он рухнул на пол, не успев ничего предпринять. Его напарник среагировал быстрее и замахнулся на меня коротким мечом. Я уклонился, метнув топор, который вошёл ему в плечо и откинул его на стену. Подходя ближе, я поднял топор и нанёс последний удар.
Покидая дом, я видел, как оставшиеся охранники пытались отбиваться от пленников, но силы были неравны. Пленники превратились в организованную массу, сметавшую всё на своём пути. Один из них, тот самый крепкий мужчина с резкими чертами лица, к которому я обратился первым, вёл остальных, как настоящий лидер, направляя атаки и вселяя уверенность в тех, кто колебался.
— Давайте! — кричал он, размахивая дубиной. — Чтоб ни одна тварь не ушла!
Темнота ночи, нарушаемая лишь слабым мерцанием костров, превратилась в ожившее поле битвы. Это был шанс для тех, кто слишком долго терпел унижения и боль, но вместе с тем — смертельно опасное столкновение, в котором выжить суждено не каждому.