Метелица
Шрифт:
— Дело обойдется вам в две тысячи пятьсот рублей, — сказал он, энергично обводя итог.
— Однакож в прошлый раз это было только две тысячи? — удивился главбух.
— Я недоучел срочности заказа, доставка на самолете из Ленинграда, ночного вашего нападения и прочего. Впрочем, если вам дорого…
— Согласен, согласен, — замахал на главбуха руками Машкин. — Умоляю, товарищ, обеспечьте в срок.
— Постараюсь, — скромно отвечал могущественный делец.
Суходол не надул. Через неделю мастер Кузьма Овечкин доложил, что станок им пущен и
Однажды в конторе снова была ночь и снова Николай Николаевич по особенному, так сказать заключительно, щелкнул на счетах и произнес:
— На сегодня довольно!
— Да, пора кончать, — согласился я, сложил бумаги и вытащил коробку с шашками.
— А теперь предадимся пороку! — предложил я.
— Нет, сегодня не выйдет, — отвечал главбух и пояснил: — Я снова семейный человек, вчера вернулась ко мне Елена Михайловна.
— А музыкант?! — не совсем деликатно полюбопытствовал я.
— Полная отставка. И так как он, дурак, не сумел закрепить за собой жилплощади, то мы надеемся совместными, с Леночкой, усилиями его выдуть из нашей комнаты на улицу.
— Искренно поздравляю вас, Николай Николаевич, — воскликнул я и с чувством пожал ему руку. — Желаю вам семейного счастья во всей, так сказать, полноте вашей жилой площади. Кстати, мне давно хотелось вас спросить, где, как вы думаете, Суходол тогда достал этой редкой стали на шатун?
— Как где?! — удивился главбух и даже с некоторым сожалением, как мне показалось, посмотрел на меня. — Да на паровозостроительном у Пятакова и достал. А вы не знали?!
— Признаться, не допускал такой возможности. В таком случае Суходол слупил с нас немилосердно!
— Не нахожу: уж больно много участников. Вы я вижу, Алеша, большой идеалист, хоть и завхоз!
Страшная догадка вдруг мелькнула в моей голове.
— Главинж Дрянников знал? — тихо спросил я.
Николай Николаевич кивнул головой.
— А главплан Аким Акимович?
— Конечно!
— А Овечкин?
— И он более ста рублей царапнул!
— А Иван Григорьевич? — с трепетом спросил я.
— Ну что вы! Этот хоть в игре и участвовал, но в качестве дурака, — хитро улыбнулся главбух и наставительно прибавил:
— Великое дело, молодой человек, кооперация, даже при социализме, или верней: в особенности при социализме.
Тарзан
Хулиган у нас тоже водился. Не столичной формации конечно, а соответственный — в краевом масштабе. Вызывает меня однажды председатель горсовета товарищ Федотов на экстренное совещание. Собрались все городские власти. Товарищ Федотов открывает совещание в своей обычной, поспешной манере:
— На повестке, товарищи,
Начальник милиции тут подымается и с недовольным видом говорит:
— О бандитизме в городе я в последнее время что- то не слыхал. Бандиты давно из нашего города в другие места передвинуты. Кроме того интересно знать, о каких непроходимых для мирных граждан улицах намекает товарищ Федотов?!
Начальник Угро ничего не говорит, но тоже улыбается скептически: какие мол у нас бандиты и на каких улицах?!
Товарищ Федотов выкладывает дальше:
— Скрывать тут нечего! Непроходимая улица, на которую я намекнул, не где-нибудь на Собачьем хуторе, а в центре города, товарищи, в одном квартале от Горсовета. Это улица Энгельса, в районе городского сквера. Она именно непроходима по вечерам для мирных граждан. Вроде африканских джунглей! Вчера моя жена по неувязке с шофером вынуждена была пройти пешком. Погода, думает, прекрасная, пробегусь! Домой добрались в одном, извините, туфле, и с оторванным рукавом. Еще, говорит, счастливо отделалась!
Начальник Угро тут не выдерживает и фыркает. Смеемся и мы. Начальник же милиции поясняет нашу неуместную веселость:
— Извини, товарищ Федотов, ты как власть в нашем городе новая, видно еще не в курсе. В районе городского сквера, возле монумента товарища Энгельса, по воскресным дням собирается молодежь, наши лучшие ударники и стахановцы. У них вроде карнавала или променажа. Для этого им испокон века левая сторона улицы отведена, по правой же стороне усиленные наряды милиции и проход для граждан совершенно беспрепятственный. Можно пробежать в аптеку или куда гражданину экстренно нужно. Более того, если на променаже кто сильно выпивши и ослабевши, то спасается на правый берег и обратно не выдается.
Мы все подтверждаем, что это действительно так. С правого берега выдачи нет.
Товарищ Федотов видно смущен, но все же еще не сдается:
— Все это возможно, говорит. И променаж, и ударники, и левая и правая сторона. Но все же не ладно по моему как-то. Скажем интурист случайно забредет не на ту сторону и в каком-нибудь заграничном Таймсе опишет.
— О том, товарищ Федотов, не беспокойся, — отвечает начальник милиции. — Интуриста мы по правильной стороне проконвоируем, даже укажем: Смотри, мистер, через улицу — там народное гуляние во всем русском колорите развернулось. Пиши, сукин сын, в свой паршивый Таймс!
Федотов поколеблен, но все еще куражится:
— Так то оно так. Но настоящей социалистической культурности во всем этом не вижу. Если женщине, к примеру, без башмака домой идти нужно!
Начальник милиции видит, что его взяла, и тоже идет на уступки:
— Может, говорит, наш предгорсовета, в кой-чем прав. Социалистической культуры, как сказал товарищ Сталин, в воскресном променаже действительно маловато. Есть известная грубость, потому что рабочая молодежь!
Мы все подтверждаем: