Метелица
Шрифт:
— А теперь, Ваня, поговорим по душам!
— О чем это? — скривился я. — Говори скорей, мне некогда, надо конспект сочинять.
— Конспект подождет, — отвечает Анастасия Петровна. — Давай-ка лучше зачитаем эту мазню. Утром когда пыль с твоего стола стряхивала, из Истории партии вывалилась. Вместе проработаем, нет ли какого уклона!
С ужасом вижу у нее в руках проэкт моего письма Лене! Анастасия Петровна же налаживает очки и громко зачитывает:
… — «Дорогой мой голубоглазый ангелочек! Горячая любовь моя! Рвусь к тебе, мечтаю, когда смогу снова прижать
Побагровел я, кричу:
— Как ты смела в моих бумагах рыться! Давай сейчас обратно. Не понимаешь, дура, что это просто упражнение в стилистической форме, вроде диктанта, по заданию партии!
Анастасия Петровна за бумагу крепче ухватилась, не выдает.
— Бесстыжий клоп, говорит. — У меня и твоей шлюшки письмо есть. Вот оно, на голубой бумаге и воняет духами!
Разгорячился тут очень я, нашумел сверх меры.
— Так, так, — отвечает. — Он вместо того, чтобы на колени упасть и умолять, накалится!
Но пока я всякие словосочетания приводил, все было благополучно* Понимала Анастасия Петровна, что мне иначе невозможно. А я возьми да в пылу по другой линии и загни:
— Старуха, кричу, проклятая! (она старше меня была!). Ведьма!
Позеленела тут Анастасия Петровна, словно шпинат, и шипит:
— А га, значит я старуха для него! Хорошо! Придется, говорит, доложить кому следует, что у твоего папаши мельница с крупорушкой были! Вот ты, мол, из каких бедняков, что в анкете указывал!
Огрела, что называется, кочергой! Но я по инерции на рожон лезу:
— Гадина! — кричу. — Столетняя бабка!
— Прекрасно, отвечает. — Бабке видно нужно и то сообщить, что ты каптером в Белой Армии воевал и нашивку получил. Не могу больше от власти скрывать, совесть мучает! — Доехала таки, ведьма!… Рухнул я вдруг с принципиальной высоты, рыдаю.
— Тася, молю, опомнись! Пожалей себя и деток наших!
Долго умолял, к ногам прикладывался. Наконец Анастасия Петровна снизошла и говорит торжественно:
— Ладно, пока воздержусь докладывать! Но тебя, мерзавца, за твои дела надо отхлестать по щекам нещадно. Только рук марать не хочется!
— Спасибо, Тасечка, — говорю. — Чудный ты человек. Вижу, тебя не стою!
— Подожди благодарить, — отвечает. — Решила я иначе устроиться, чтобы тебя раскровянить. Перешлю я вашу переписку ейному супругу. Пускай он с тобой поговорит, за меня постарается!
На том и порешили. Вернее решила Анастасия Петровна, а я сгоряча обрадовался, что она доносить не пойдет. На следующий же день стал я сомневаться. Что же это такое, думаю, для меня получается?! Открытое жизнеущемление при помощи наемного убийцы! Тревожно стало на душе, подступиться же к Анастасии боюсь, может передумать. Навестил своего старшего брата Федора,
— Насколько мне известно, отвечает Федор, обманутые мужья плохо восприняли революционную культуру. Так же до морды лезут!
Ушел без утешения. Затруднительно, думаю, нашей партии выкорчевывать пережитки старого быта!
Время же, между прочим, идет и ничего не случается. Я ободрился, появилась надежда,- что Анастасия Петровна письма не послала. Но она, паразитка, догадалась, чему я радуюсь, и говорит:
— Напрасно не надейся, Ваня. Бумаги я для верности послала заказным. Жди на днях ответа!
И вот еду я со службы трамваем, присел на освободившееся место и вижу, что рядом сидит Ленкин муж и на меня уставился. Вскочил я и говорю как бы про себя:
— Виноват. Я кажется ошибся, не в тот номер попал, — и отступаю к выходу.
Супруг же потянулся и меня поймал за полу пиджака.
— Зачем не тот, говорит. Самый что ни есть правильный для вас, гражданин Клопин, номер! Давайте выйдем на тамбур, поговорим о полученной мной корреспонденции.
На тамбуре он запер меня плечом у стенки и начинает вполне абстрактно:
— Некоторых подлецов общепринято на полном ходу из поезда вышвыривать. Головой вперед, чтобы хвост трубой сзади развивался!
— Вы с ума сошли, — протестую я. — Происходит явная ошибка!
— Нет, отвечает, ошибки опять никакой нету. Все правильно слагается. Только, говорит, видно ваше счастье действует. Я не придерживаюсь устаревших взглядов, калечить вас не хочу. Наш брат редко виноват; уж так устроены, что не можем устоять против происков блудливой бабенки. Я вас прощаю!
— В таком случае, говорю, приветствую вас, гражданин, как передового борца за новый быт!
— Это, отвечает, вы уж слишком высоко загнули! Давайте ближе к делу. Наш великий учитель, товарищ Ленин, как то сказал: Любишь кататься, люби и саночки возить!
— Это цитата из высказываний товарища Сталина на 16-ом съезде Московского актива.
— Не спорю. Гениально высказался товарищ Сталин. Веще! Поэтому вам, товарищ Клопин, прийдется за вашего ребеночка аккуратно платить алиментики!
— Вы рехнулись?! Какой ребенок?!
— Разве вам Лена ничего не писала? Значит она с выбором сочиняет: мужу из материального мира, приятелю — из духовного! Толково!
Не помню уже подробно, как дальше у нас разговор развивался. Признаться я в ту минуту мало что соображал. Стерегу только момент портфелем прикрыться, там у меня пудовая политграмота засунута! Под конец я стал просить, чтобы только половина алиментов. Половину я, половину он. Вместе, мол, виноваты.
Но Леночкин муж возразил категорически:
— Это мне ни к чему, говорит. Да и для вашего ангелочка будет хлопотливо. Двух папаш всю молодость под наблюдением держать.
Возвращался домой как пьяный. С одной стороны радость, что целым ушел, с другой — отчаяние, что так влопался. Интересно сейчас будет, думаю, на Анастасию Петровну взглянуть!