Метеор
Шрифт:
— Здесь служанка, сеньорита! — предостерегающе бормочет Кеттельринг, сжимая девушку в объятиях, но Мария лишь качает головой и тянется к нему губами, влажной тенью губ: возьми, выпей! Она оцепенела, глаза у нее закатились, и вдруг она бессильно опустила руки и поникла в его объятиях. Кеттельринг отпускает ее. Едва удержавшись на ногах, девушка закрывает лицо руками, беззащитная, покорная. Он поднимает шаль и накидывает ей на плечи.
— Сейчас вы пойдете домой, Мери. А я… я еще вернусь. Не как Кеттельринг, а как мужчина, который вправе прийти за вами. Вы понимаете меня?
Она стоит, склонив
— Возьмите меня с собой… сразу, сейчас!
Он берет ее за плечи.
— Идите домой. Свидетель бог, насколько мне тяжелее, чем вам.
Она послушалась — лишь бы чувствовать на плече его горячую тяжелую руку.
Из-за кустов выступил высокий пеон.
— Va adentro, сеньорита, — хрипло говорит он. — Pronto [53] .
Она оборачивается к Кеттельрингу и смотрит на него сияющими глазами.
— Adios! [54] — произносит она тихо и протягивает руку.
53
Идите в дом… Скорее! (исп.)
54
Прощайте (исп.).
— Я вернусь, Мери, — подавленно бормочет este hombre, сжимая ее пальцы.
Девушка вдруг быстро наклоняется и влажными губами целует его руку. Кеттельринг чуть не вскрикивает от ужаса и любви.
— Va, va [55] , сеньорита! — хрипит пеон, отходя в сторону.
Мери крепко прижимает руку Кеттельринга к своему сердцу и подставляет ему губы.
— Adios! — шепчет она, целуя его в губы, и по щекам ее бегут слезы.
Старая индианка берет ее за талию.
55
Идите, идите (исп.).
— Ay, ay, senorita, va a la casa, va a la casa [56] .
Мери покорно уходит, словно незрячая, бахрома ее шали волочится по земле.
Кеттельринг стоит как истукан, комкая в руке крохотный благоуханный кружевной платочек.
— Va, сеньор, — словно утешая, бормочет пеон.
— Где камагуэно?
— Ждет вас, сеньор. — Пеон чиркает спичку о брюки и дает Кеттельрингу прикурить. — Вот там, сударь.
Старый кубинец сидел за столом и считал деньги, Кеттельринг посмотрел на него и усмехнулся.
56
Домой, сеньорита, домой (исп.).
— Это для меня, не правда ли?
Камагуэно поднял глаза.
— Да, для вас, Кеттельринг.
— Жалованье или доля прибыли?
— Все вместе. Можете проверить.
Кеттельринг сунул деньги в карман,
— Но знаете, камагуэно, — очень отчетливо произнес он. — Я приду за ней.
Кубинец побарабанил пальцами по столу.
— К сожалению, в документах Кеттельринга значится, что он женат. Что поделаешь!
— Кеттельринг
Камагуэно насмешливо взглянул на него.
— Ну конечно, документы всегда можно купить по сходной цене, не так ли? За несколько долларов.
Este hombre без приглашения сел и налил себе вина. Сейчас он был трезв как никогда.
— Может быть, и так, камагуэно, — сказал он. — Может быть, иначе не выйдет. Но крупное состояние не хуже доброго имени, вы не находите?
Кубинец покачал головой.
— У нас, на Кубе, доброе имя ценится слишком дорого.
— Сколько приблизительно?
Кубинец усмехнулся.
— Эх, Кеттельринг… могу я еще называть вас так? Ведь вы сами знаете, каково примерно мое состояние.
Кеттельринг свистнул.
— Будьте благоразумны, камагуэно! Столько я не заработаю за всю жизнь.
— Верно, не заработаете, — усмехнулся кубинец. — Теперь уже не прежние времена, и они не вернутся.
Кеттельринг снова налил себе вина и задумался.
— Вы правы, сэр. Но если за несколько лет ваше состояние изрядно уменьшится, тогда… тогда мне легче будет догнать вас, а?
Оба пристально посмотрели друг на друга. Итак, козыри теперь на столе.
— Представьте себе, камагуэно, что есть человек, который знает все ваши дела и сделки как свои пять пальцев. Он ведь может кое-что предпринять, а?
Кубинец протянул руку к бутылке, позабыв о своей больной печени.
— Без денег, — сказал он, — ничего предпринять нельзя.
Кеттельринг указал на свой карман.
— Для начала мне хватит, сэр.
Камагуэно показал в усмешке длинные желтые зубы. Но глаза его превратились в узкие, скрывающие злобу щелки.
— Желаю удачи, Кеттельринг. Я дал вам кучу денег, а? Ну, ничего не поделаешь. Salud! [57]
Кеттельринг поднялся.
— Я еще вернусь, камагуэно!
— Adios, muy senor mio! [58]
Хозяин поклонился на старинный кубинский манер, провожая дорогого гостя до дверей.
— Покойной ночи, сеньор, покойной ночи!
Высокий пеон захлопнул за Кеттельрингом решетчатую калитку.
— Покойной ночи, сеньор.
И пациент Икс уходит. Он идет мимо ограды из цветущей бугенвилеи по дороге, белеющей в звездной ночи, как Млечный Путь…
57
Привет! (исп.)
58
Прощайте, сеньор! (исп.)
XXXIII
Теперь это уже не апатичный человек, равнодушно созерцающий калейдоскоп гаваней и плантаций. Теперь это муж, который отправился завоевывать, боец с высоко поднятой головой, нетерпеливый возлюбленный с напряженными, почти звенящими мускулами.
Он словно родился заново. А на самом деле, не в этом ли высочайшая эротика любви? Разве не рождаемся мы из груди и чресел женщины, которую любим, и не для того ли ее лоно жаждет нас? Отныне ты мой, ибо тебя, молодого и прекрасного, я родила в муках.