Меткая Пуля
Шрифт:
Действительно, индейцы опять готовились к нападению.
Серый Медведь и Белый Бизон хотели во что бы то ни стало овладеть графом — не только живым, но и без единой царапины; они запретили своим воинам прибегать к огнестрельному оружию и велели им только отражать удары.
Во время минутной передышки, которую нападающие дали белым, подбежали остальные индейцы, чтобы принять участие в бою. Охотников окружили по крайней мере человек сорок.
Только отчаянный смельчак или безумец мог противиться такой массе неприятеля.
В то мгновение, когда Серый Медведь был готов дать сигнал ко вторичному нападению, Белый Бизон, до тех пор остававшийся в стороне, погруженный в мрачную задумчивость, вдруг остановил его.
— Подожди минуту, — сказал он.
— Для чего? — спросил вождь.
— Дай мне попытаться еще раз; быть может, они поймут, что сопротивление бессмысленно, и согласятся на наши условия.
— Сомневаюсь, — пробормотал Серый Медведь, качая головой, — они, кажется, твердо решили бороться до конца.
— Все лучше, если я испробую последнее средство, ведь ты знаешь, как важно для успеха наших планов овладеть этим человеком.
— К несчастью, он легко может дать себя убить.
— Этого-то я и хочу избежать.
— Поступайте как знаете, но я уверен, что все напрасно.
— Стоит попытаться.
Белый Бизон сделал несколько шагов вперед и таким образом очутился в пяти-шести метрах от графа. Тут он остановился.
— Что вам надо? — спросил молодой человек. — Если бы я случайно не вспомнил, что вы француз, я уже всадил бы вам пулю в грудь.
— Так стреляйте! Что вас удерживает? — грустно возразил изгнанник. — Не думаете ли вы, что я боюсь смерти?
— Довольно речей, отойдите — или я выстрелю в вас. Граф прицелился.
— Я хочу сказать вам одно слово.
— Говорите скорее и уходите.
— Если вы сдадитесь, то вам и вашим товарищам будет дарована жизнь.
Граф захохотал.
— Полноте! — воскликнул он, пожимая плечами. — За дураков вы нас держите, что ли? Мы были в гостях у ваших товарищей, они бесстыдно нарушили закон гостеприимства по отношению к нам.
— Это ваше последнее слово?
— Последнее, черт побери! Неужели вы так долго жили среди индейцев, что забыли французов? Мы скорее умрем, чем сделаем подлость!
— Пусть ваша кровь падет на вашу голову.
— Пусть будет так, гнусный перебежчик, сражающийся с дикарями против братьев по крови!
Это жестокая обида поразила старика прямо в сердце. Он бросил на молодого человека страшный взгляд, побледнел как смерть и отошел, шатаясь, точно пьяный, бормоча вполголоса:
— О! Эти дворяне! Ехиднино отродье!
— Ну что? — спросил его Серый Медведь.
— Отказался наотрез, — ответил старик коротко.
— Я был в этом уверен… Теперь наша очередь.
Приложив к губам длинный свисток из человеческой голени, он извлек из него резкий и продолжительный звук, на который
Бой завязался ужаснее, отчаяннее прежнего. Белые схватили свои винтовки за дуло и оборонялись ими, как дубинами.
Ивон совершал чудеса храбрости, поднимая и опуская приклад своей винтовки с равномерностью маятника; при каждом его ударе валился человек, и он бормотал про себя:
— Уф! Еще один! Святая Дева! Боюсь, сейчас на меня нападет трусость!
Между тем цепь вокруг них все суживалась, упавшие индейцы сменялись другими, которых в свою очередь толкали вперед вновь прибывающие.
Охотники устали, их руки уже не опускались с такой же силой, удары не имели прежней меткости, кровь ударяла им в голову, глаза налились кровью, в ушах шумело.
— Мы погибли!.. — прошептал граф.
— Не унывайте! — рявкнул Меткая Пуля, размозжив голову очередному индейцу.
— Мне изменяет не бодрость духа, нет, но силы, — ответил молодой человек задыхающимся голосом.
— Вперед! Вперед! — все повторял Серый Медведь, как демон носясь вокруг трех осажденных.
— Пора, Ивон! — крикнул Меткая Пуля.
— Прощайте! — вскричал бретонец и, размахивая над своей головой грозной палицей, ринулся в самую толпу индейцев.
— Идите за мной, граф, — продолжал Меткая Пуля.
— С Богом! Идемте! — ответил тот.
Они исполнили вдвоем маневр, на который отважился бретонец с противоположной стороны.
Трус Ивон в эту минуту, по-видимому, совсем забыл, что струсит, как он выражался; у него словно выросло сто рук, чтобы валить бесчисленных противников, то и дело возникавших на его пути, и прокладывать себе между ними широкий проход. На счастье бретонца большая часть воинов ударилась в погоню за более важной дичью, то есть за графом и канадцем, которые в свою очередь удваивали усилия, и так уже исполинские.
Все отбиваясь, Ивон достиг кромки леса шагах в трех или четырех от места, где были привязаны три их лошади.
Вероятно, этого-то бретонец и добивался. Как только он увидел себя на одной линии с лошадьми, то вместо продвижения вперед он стал отступать шаг за шагом, чтобы добраться до них.
Он не переставал отбиваться с той холодной решимостью, которая отличает бретонцев и делает их опасными противниками.
Внезапно, сочтя себя находящимся довольно близко к желаемой цели, бретонец нанес последний удар ближайшему индейцу, который отлетел на десять шагов с размозженным черепом, с разбега громадным прыжком вскочил на лошадь графа, стоявшую к нему ближе других, дернул поводья, отвязал их от камня, на который они были наброшены, вонзил шпоры в бока благородного животного и умчался как стрела, опрокинув по пути двух индейцев, которые смело бросились ему наперерез.