Метро 2033: Гонка по кругу
Шрифт:
Фольгеру вдруг пришла мысль, что Полис на самом деле не светоч, а вампир метрополитена, вурдалак, высасывающий электроэнергию из соседних станций. И нестерпимо яркое освещение здесь возможно только потому, что оно вообще отсутствует, например, на Павелецкой радиальной или Полянке. Для того чтобы одни купались в свете, другие должны тонуть во тьме. И делиться богатые с нищими не будут: ни электричеством, ни едой, ни знаниями, ни гуманизмом. Однако Феликс решил не озвучивать свою мысль.
– Мило, – сказал он, – у браминов, оказывается, тоже есть свой спецназ.
– Я не из спецназа, я самый обычный книжник, который
– Сами-то почему не носите? – спросил Фольгер.
– Свет истины не слепит дваждырожденного, – с достоинством ответил брамин.
Криво усмехнувшись, Феликс надел очки. Немного поколебавшись, Ленора последовала его примеру. Кухулин отказался, вернув очки Спице.
– Мы ждали вас, – сказал брамин, с почтением посмотрев на Кухулина, – и знали, что рано или поздно Судьба приведет вас в Полис.
– Интересно, откуда такие сведения? – спросил Фольгер.
– Долго объяснять. Скажем так: Полис – это средоточие остатков великих знаний человечества, это единственный источник света в темном мире невежества, – ответил Спица, не глядя на Феликса. – И любой избранный так или иначе, осознанно или неосознанно стремится сюда. Была такая поговорка: все дороги ведут в Рим. Теперь же ее можно перефразировать: все туннели ведут в Полис.
– Вы считаете меня избранным… – Кухулин произнес это нейтральным тоном, и неясно было, спрашивает он или утверждает.
Брамин хитро улыбнулся:
– Следуйте за мной, и вам все станет понятно.
У Фольгера сложилось впечатление, что для Спицы он и Ленора – не живые люди, а лишь функции, дополнения, которые обеспечили Кухулину возможность попасть в Полис, и теперь надобность в них в общем-то отпала. Они сделали все для того, чтобы события шли по нужному сценарию, и сейчас отходят на второй план. Впрочем, очень скоро Феликс убедился, что ошибается.
Пройдя по переходам и лестницам, они оказались на станции Библиотека имени Ленина. Желто-мраморная, накрытая одним-единственным монолитным сводом, вытянутым в поражающую воображение длину, она мало чем уступала по освещенности Боровицкой. Однако людей тут было заметно меньше. Возможно, оттого, что станция находилась слишком близко к поверхности, и радиоактивный фон здесь несколько превышал допустимую норму. Но, судя по всему, местных жителей эта проблема мало волновала. Они отличались и от сытых, самодовольных ганзейцев, и от изможденных обитателей Павелецкой радиальной, и от агрессивно настроенных приверженцев дела расы и партии. Казалось, каждый гражданин Полиса знает свое место в жизни, и это придавало их лицам почти неуловимую уверенность, не свойственную большинству выживших. Впрочем, так оно и было. Вступая в одну из четырех каст, ты уже знал наперед свои права и обязанности: что должен делать, что – не должен и как вообще будет протекать твоя жизнь.
– Чувствуйте себя как дома, – сказал агент Спица, обращаясь к Леноре и Фольгеру, затем повернулся к Кухулину: – А вас, почтенный, ожидают. Прошу за мной.
– Я скоро вернусь, – Кухулин посмотрел сперва на Фольгера, затем на Ленору.
Девушка отвела взгляд.
– Ну что будем делать? – спросил Феликс у Леноры, когда Кухулин и Спица
Девушка, пожав плечами, застенчиво улыбнулась. В солнцезащитных очках она выглядела более взрослой. Удивительно, как меняет человека такая мелочь: укрытый за темным стеклом взгляд. Будто обретаешь уверенность и силу, преимущество над окружающими. Ведь ты видишь глаза других, а твоих – не видно. Фольгер подумал, что большинство обитателей Полиса носят очки не из-за яркого света, а из-за незыблемой уверенности в превосходстве над остальными жителями метро. От микрогосударства, расположенного в центре Москвы и состоящего из четырех станций, веяло снобизмом и высокомерием. Полис взирал на другие фракции надменно, сквозь затемненные очки тайных и явных знаний книжников и бывших вояк генштаба, перевоплотившихся за двадцать лет хаоса и разложения в браминов и кшатриев.
Феликс хотел уже рассказать о своих мыслях Леноре, но вдруг заиграла музыка. Возле лестницы в центре зала стоял молодой человек, выводящий на флейте удивительно красивую мелодию. Музыкант был хорош собой и необычайно строен, даже хрупок. Нестриженные волосы и темные очки придавали ему особую харизму, неуловимое очарование, которое влекло к себе уставших от однообразия быта зрителей. Ленора, глядя на симпатичного незнакомца, открыла рот от удивления.
«Никогда раньше не слышала звуков флейты», – предположил Фольгер.
Молодой человек улыбнулся девушке, и та улыбнулась ему в ответ. Это не понравилось Феликсу. Если бы его спросили, как он относится к Леноре, вряд ли он смог бы вразумительно ответить. Нет, Фольгер не испытывал к ней влечения как к женщине, но после гибели Евы, после того, как он разоткровенничался о битве десятилетней давности с зомби, он невольно начинал ощущать себя то ли старшим братом, то ли отцом, который должен опекать девушку в отсутствие Кухулина.
Последнего рядом не было. Зато был какой-то смазливый хмырь, играющий на большой дудке и нагло кидающий откровенные улыбки.
– Препарат нужен? – вкрадчивый голосок вывел Феликса из задумчивости.
Перед ним стоял щуплый мужчина довольно-таки интеллигентного вида, одетый в толстый коричневый свитер и в столь же толстые брюки. Фольгер узнал его. Это был торговец майком. В Полисе, несмотря на запрет, нелегальная торговля психостимулятором процветала, и местные власти отчего-то смотрели сквозь пальцы на это вопиющее безобразие. Не иначе как были в доле, а может, сами и санкционировали. Феликс вспомнил, что его порошок закончился, и если не принять новую дозу, то грозный приступ может нагрянуть уже через два-три часа. Все-таки во время Игр ему пришлось слишком часто принимать наркотик.
Фольгер осмотрелся. Вокруг музыканта собралась небольшая толпа, кое-кто даже подбрасывал патроны в лежащий у ног флейтиста потертый футляр. Ленора была увлечена чарующей мелодией. Вроде на торговца и потенциального клиента никто не обращал внимания.
Феликс почти незаметно кивнул и вслед за интеллигентным барыгой спрыгнул с платформы, зашел под лестницу.
– Сколько? – спросил он.
– Двадцать, – ответил торговец.
– Подешевел? – удивился Фольгер.
Барыга неопределенно пожал плечами. Феликс решил, что расплачиваться патронами не стоит, и вытащил из кармана рюкзака трофейный пистолет Ярыгина, принадлежавший когда-то штурмбаннфюреру Бруту.