Метро 2033: Третья сила
Шрифт:
– А может, попробуем прорваться к купцу Макарову? К спасителю со Спасской! – предложила Лена, выслушав объяснения, почему в центре подземного мира делать им нечего. – Он человек порядочный, честный…
– О да, – кивнул Борис. – Коля Макаров мог бы нам помочь. Увы, его больше нет. Зарезали во сне вашего спасителя. Кому-то стал мешать и его «заказали».
Лена почувствовала, как в душе ее что-то оборвалось.
– И давно? – тихо проговорила она, шмыгнув носом то ли от горя, то ли из-за насморка.
– Да уж с полгода.
– Но ведь Краснотрёп говорил… – голос Лены задрожал, на глаза навернулись
– Антон коммерсант. Ему было выгодно сказать вам, что Макаров жив, он и сказал.
– Какой кошмар! – зарычала Лена, она обхватила голову руками и согнулась пополам. Злые слезы навернулись на глаза. Страшные проклятья посылала она в адрес Антона Казимировича. Если бы не отчаянное положение, в котором оказались они сами, Лена бы попросила Бориса бросить все и идти на Спасскую, разбираться с Краснобаем. Но она промолчала – светиться в Торговом городе было бы сейчас верным самоубийством для Молотова.
– Это метро, детка, – отмахнулся Борис от ее стенаний. Он сделал это как будто небрежно, но с затаенной болью.
«А ведь этот Антон, наверное, никогда теперь и не вспомнит про то, что сделал, – подумала Лена, украдкой, чтоб не видел Борис, откашливая мокроту. – Будет себе спокойно жить, кушать, спать с женщинами… Есть ли в этом чертовом мире справедливость?!»
Внезапно в голове Лены, как это часто бывало в самые черные, отчаянные дни ее жизни, точно сами собой зазвучали рифмованные строчки. Вдруг само собой сложилось продолжение старого стихотворения про Финский залив, которое Лена так и не дописала во время болезни.
Почему-то в минуты радости стихи Рысевой давались плохо, а если и выходили, то какие-то банальные. «Каждая радостная минута радостна одинаково, каждая ужасная ужасна по-своему» [36] , – сказал ей однажды отец, перефразируя классика.
Нерусская тоска…
По старой-старой боли.
По тяжести измен,
По выломанным окнам,
По ветру перемен,
36
Строчка из повести Л.Н. Толстого «Анна Каренина», является своеобразным эпиграфом ко всему произведению.
По золотистым локонам…
Внутри меня – морозно
И муторно, и матерно,
Не вирусом гриппозным —
Радиоактивной памятью
Заражена [37] .
«И муторно, и матерно, – повторила Рысева. – Отец всю жизнь отучал меня говорить такие слова. Но, черт возьми, самые страшные ругательства слабоваты в моем случае…»
37
Стихи Савитри
И едва Лена подумала так, как ее сразил очередной приступ надсадного, сухого кашля.
У беглецов оставался последний путь: по межлинейнику на Спортивную. А оттуда – на Старую деревню. Родина Будды подходила идеально, с какой стороны ни посмотри. Обособленная станция, ни с кем не имевшая дел, выживавшая своими силами. Население боеспособное и дисциплинированное. Имелась лишь одна сложность: их узкоглазый спутник вряд ли стал бы на Старой деревне желанным гостем. Молот понимал: если за столько лет Бадархан Шаградов ни разу не вернулся на родину, значит, ему там не рады.
«А, ерунда. Разберемся как-нибудь, – отмахнулся Борис от всех сомнений. – Отдохнем еще минут десять, и двинем».
В этот момент к ним приблизился местный житель, весьма колоритный тип неопределенного возраста, закутанный в выцветшую накидку. К неудовольствию Бориса, дендрофил уставился на Лену. Молотов демонстративно расстегнул кобуру. Напрягся и Будда. Однако волновались они зря. Петроградец тяжело вздохнул, покачал головой и зашагал дальше по своим делам.
– Видели, да? – слабо улыбнувшись, произнесла Лена. – Сейчас я мужиков могу разве что отпугивать.
– И хорошо. Одного ты уже приворожила, – поднялся на ноги Борис Андреевич. – Ну, пошли.
Они как раз спускались на пути, но тут рядом снова появился тот же дендрофил. Он держал в руках уродливые на вид самодельные башмачки маленького размера.
– Это тебе, рыжая красавица! – протянул местный житель свой дар, радостно улыбаясь во все свои двадцать гнилых зубов. – Ноги твои жалко. Бери. Подарок. А это – от кашля. Мы этим лечимся, – добавил дендрофил, протягивая мешочек с листьями какого-то растения.
Лена подарки приняла. Разжевала два пожухлых, сморщенных листочка, поморщилась, ощутив во рту горечь. Кашель к радости Лены почти сразу прекратился. Обувку девушка осмотрела скептически.
– Это он чё, из своих волос смастерил? – хмыкнул Борис.
Но стоило Лене засунуть ноги в башмаки и затянуть завязки, как на лице ее заиграла улыбка.
– А что, удобно. Правда-правда! Намного лучше, чем сапоги. Теперь мне и идти легче будет, – произнесла Лена, с восторгом разглядывая обновки; через пять минут, когда они вошли в технический туннель, девушка шепнула Борису: – Есть в метро добрые люди.
– Конечно, есть, – согласился Борис. – «На лицо ужасные – добрые внутри».
– Знаю эту песню, – улыбнулась Рысева и замурлыкала себе под нос: —Крокодил не ловится, не растет кокос. Плачут, Богу молятся, не жалея слез [38] .
Далеко впереди послышался рокот, напоминавший журчание воды. Он нарастал с каждой минутой. Постепенно Лена начала различать смех, плач, потом отдельные возгласы. Впереди путников ждала густонаселенная станция.
– Спортивная по курсу, – бросил через плечо Борис, шагавший впереди. – Там сделаем привал на пятнадцать минут.
38
Песня «Остров невезения» из к/фильма «Бриллиантовая рука», слова А. Дербенева, музыка А. Зацепина, 1968 г.