Метро 2033. Белый барс
Шрифт:
Ну вот, я снова говорю об умерших в настоящем. Видимо, потому, что и сам к ним приближаюсь.
Ну и как не вспомнить тот последний первый день. Последний день старой и первый день новой, подземной жизни – открытие станции «Северный вокзал» Казанского метрополитена, которую раньше почему-то называли Московской.
Московская… Как символично! Родители всегда искали символы в подсказках судьбы – цифры, неожиданные встречи, тексты в книгах. А открытие станции было просто символом-символом! С большой буквы эс! Отец тогда еще сказал, что эта станция – элемент мозаики, которую мы всей семьей
Знал бы он сейчас, насколько был близок к правде. Только мозаика эта складывается теперь во что-то страшное. Если цифры – то количество смертей, если встречи – то только с порождениями поверхностных изменений или с наемниками. А тексты в книгах? Да я не видел их уже лет пять.
Сейчас Северный вокзал, наверное, совсем не тот, что был прежде…
Надо же, как четко я помню тот день! Толпа людей в черных костюмах и белых рубашках, похожих друг на друга. Разве, что животы по размеру у них отличались. Женщины в платках. Мужчины в национальных головных уборах. И у каждого второго какие-то непонятные приборы, которые они наводили то на вход в метро, то на людей в костюмах. А дальше, после торжественного разрезания ленточки, все ринулись вниз и…
Эй! Что-то друзья мои притихли. Может, думают, что я – всё, отправился на небеса? Ха, даже если б я и захотел, через этот потолок моей душе точно не пробиться… А, нет, слышу шаги… Вернулись, родимые. Что у нас там на очереди? Ноги? Живот? Бейте, бейте! Я уже все равно ничего не чувствую… Странно… когда это наемники начали использовать облизывание ладоней в качестве пытки? Ну, хватит, хватит! Щекотно же! Так, нужно постараться приоткрыть один глаз, а то все это меня уже настораживает…
Ну что, насчет три… Раз… Два…
– Вот он! Латика нашла его!
К телу приблизились большие накаченные ноги в износившихся сапогах с восточными узорами. Об один из них ударялась окровавленная татарская сабля.
– Ты посмотри, какой красавчик! Весь в крови, грязный, чумазый. И нос теперь как у меня!
Тагир лежал неподвижно.
К говорящим сапогам приблизились еще одни.
– Нормально они его…
Мужчина присел у изголовья Тагира. Конечно, это был Хан.
– Живой? Живой! – спросил и ответил он сам себе. – Да, не в лучшем ты, дружок, состоянии!
«Тоже мне, знаток!» – попытался произнести Тагир, но вместо звука изо рта вырвались сгустки алой крови.
– Ну, тихо-тихо. Сейчас мы оттащим тебя, подштопаем, будешь у нас как новенький.
С улыбкой на лице, Тагир ненадолго отключился. Малое дитя, которое продолжало лизать его ладошку, на секунду отвлеклось, и с рыком прыгнуло ему на грудь.
– Аккуратнее, Латика, а то совсем парня без внутренностей оставишь.
Латика, подобно маленькому котенку, поудобнее уселась на груди Тагира и аккуратно начала слизывать с его лица капельки крови. Мужчина снова очнулся и приоткрыл один глаз. Он попытался улыбнуться Латике, но боль сковала мышцы, и вместо улыбки на лице пастуха отразилась нездоровая гримаса. После этого Латика лишь усерднее начала тереться своей мохнатой мордашкой о щеки мужчины. Хан улыбнулся. К нему подошли еще двое.
– Жить будет? – раздался женский голос.
– Будет. –
Хан спрятал саблю в ножны, предварительно протерев ее о штанину.
– Затащим его в туннели. Вперед смысла двигаться нет. Переждем какое-то время, а там видно будет.
– А что делать с этими? – Эжени мотнула головой в сторону бездыханных, мастерски располосованных тел.
– Об их черных душах позаботится Аллах, а о телах, – Хан взглянул на лица, на которых уже застыло безразличие, – кяльбы.
Тагир услышал быстрые удаляющиеся шаги, но затем почувствовал, как кто-то берет его под руки. Латика спрыгнула с груди и на четвереньках, как кошка, понеслась к туннелям. При подъеме кровь изо рта Тагира хлынула еще сильнее и забрызгала и без того грязную одежду Тимура.
– Аккуратнее! – племянник султана хотел отодвинуться в сторону, но не успел.
– Ничего-ничего. Лишний повод для стирки. – Хан приобнял Тагира за талию, чтобы тот не рухнул, и они с Тимуром пошли вслед за Латикой, которая оборачивалась через каждые два прыжка.
Тагир расплылся в натянутой улыбке.
– Ты посмотри, ну вылитый башкир! – раздался голос Хана.
Положение кнопки «ВКЛ.» в сознание Тагира изменилось на «ВЫКЛ.».
Он снова потерял сознание…
Яркий свет отдался резью в глазных щелях.
В ушах зазвенело, словно звук, скользя по ушным раковинам, долбился в барабанные перепонки.
Паника черной массой подступила к горлу и выше – в мозг.
Тагир поднял веки.
Обзор был затянут молочной пеленой, которая понемногу рассеивалась. Он сидел в пустом вагоне. Это было странным, но поезд сверкал так, как будто его только что отмыли, вычистили и отполировали чистыми тряпками. А чистые тряпки сейчас такая редкость, при нынешнем-то положении человечества. Все стекла были на месте, двери выхода – в целости и сохранности, и даже лампы, которые, кстати, горели, не имели ни единой царапины – просто ни намека на конец света.
– Хан!
«Что это с моим голосом? Что за нотки детской непринужденности? Неужели голосовые связки повредили? Или сжали мне… нет, об этом лучше даже не думать!»
– Хан!!!
«Без изменений».
Неестественная для метро тишина давила на уши, приглушая звон, восстанавливая баланс. Привычные скрежеты и время от времени раздающиеся глубинные стоны, создаваемые то ли стенами, то ли притаившимися созданиями новой природы, отсутствовали напрочь. И только электрическая россыпь звуков мигающей в вагоне лампы хоть как-то возвращала к реальности.
Двери вагона резко открылись. Тагир обернулся.
– Станция Северный вокзал! – раздалось из динамиков, и следом – то же самое, только на татарском.
Тагир спрыгнул с сидений и направился к выходу. Шаги давались тяжело, а руки были словно резиновые – впервые в жизни, Тагир не знал, куда их деть, словно ему они не принадлежали. Он высунул голову, посмотрел сначала направо, затем налево и, убедившись, что никого нет, сделал шаг вперед. Ступив на станцию, он обратил внимание на свои ноги.