Метро 2033. Отступник
Шрифт:
– Я все равно не буду, – повысила голос Аня.
– Можно, я уйду? – Олег устало посмотрел на вождя пустым взглядом.
– Зачем? – Кислов изобразил удивление. – Зачем тебе-то уходить? Или ты чувствуешь стыд? Тебе стыдно перед теми, кто вторгся на твою землю? Теперь ведь это твоя земля! Ты нуклеар! Я признаю тебя членом нашей общины.
От бессилия и раздиравших его противоречивых чувств Олегу стало тяжело дышать. Воздух словно наполнился непереносимой духотой, а лунный свет, казалось, обжигал сильнее полуденного солнца. Неизвестно, что произошло бы дальше, но голос судьи разрядил обстановку. Он приближался вместе
– Валера! – крикнул Дрожжин. – Давай, отпусти парня, ему на сегодня хватит, а у тебя еще будут сотни воспитательных моментов. Тем более, не пристало оголяться перед духом Сказителя, так что пленных пускай обыщут в торговых рядах.
Вождь посмотрел на памятник и кивнул.
– Ладно, – согласился он с явным недовольством. – Пусть будет так. Илья! Отведи новичка к себе и позаботься о нем. У тебя там просторно. Каур! Займись девушкой. Саша, ты отвечаешь за пленного.
Олег, отдав автомат Кислову, поспешил за низкорослым юнцом, чтобы не видеть раздевания и допроса бывших друзей. Он чувствовал себя полностью вычерпанным и едва волочил ноги от усталости.
Оставшиеся на площади одни мужчины немного помолчали, а затем Дрожжин спросил:
– Ты уверен в своем поспешном решении?
– С парнем все чисто. Он прошел тщательную проверку, и я знаю, он именно тот, за кого себя выдает, хотя его удачливость поразительна, – Кислов перекинул автомат за спину. – Но напрасно ты вмешался, Лёня, напрасно. Такой момент испортил!
– То есть, ты не допускаешь мысли, что это хорошо спланированный разведывательный рейд? – судья пропустил упрек мимо ушей. – Знаешь, Валера, очень легкомысленно было возвращать ему оружие. Разве твои тесты дают гарантию на все сто?
– Знаешь, Лёня, – в тон другу ответил Кислов, – будь он специально подготовлен, несомненно, он мог бы легко их обойти, но я глубоко сомневаюсь, что в мире остался хоть один специалист, который смог провести такую подготовку, и уж вовсе невероятным видится мне факт, что этот спец оказался бы на нашем полуострове…
– То есть девочка на самом деле его дочь? – Леонид с сомнением покачал головой. – А не слишком ли он молод для роли отца? С трудом верится…
– Будь спокоен! После процедуры раздевания, которая рвет шаблон, и трехчасового допроса в состоянии сильного физиологического дискомфорта, когда человек с одинаковой силой хочет жрать, пить и ссать, чрезвычайно трудно, то есть просто невозможно оставаться в рамках легенды, и ни разу не сбиться, если ты об этом. И он вполне доказал свою правдивость: сделать такой выстрел только ради сохранения конспирации? Нет, это невозможно. Хотя завтра сам его прощупай.
Илья тщательно обходил встречавшиеся трещины и прочие маленькие препятствия, о которые то и дело спотыкался подопечный, а потом вдруг спросил:
– У тебя есть кровные братья или сестры?
Вопрос вытряхнул Олега из пустоты и показался дико нелепым. При чем тут братья? Женщинам Лакедемона вменялось в обязанность рожать как можно больше, и каждый ребенок поощрялся каким-нибудь ценным подарком от Общины, но смертность была слишком большой, и редко какая мать могла похвастаться двумя детьми, дожившими до совершеннолетия. Сестра Олега умерла, когда ей не было даже года, но распространяться об этом незнакомому мальчишке
– Нет.
– У меня тоже, – поникше проговорил Илья, – я такой один во всем племени. Ну, еще есть Саша, он сын Дрожжина. Он тоже единственный. А у остальных есть братья и сестры.
– Постой, – удивился Олег, – ты хочешь сказать, что у всех остальных по двое детей?
– Нет, – Илья отрицательно покачал головой. – Не у всех. У большинства четыре, пять или шесть, а у Петра и Алины целых восемь.
– И никто не умирает? – спросил Олег, ошарашенный такой невероятной новостью.
– Умирают, конечно, – юный нуклеар вздохнул и посмотрел на собеседника пытливыми глазами. Сейчас зрачки не казались кошачьими, так как стали почти круглыми, – в прошлом году один ребенок умер, в позапрошлом тоже один, а зато три года назад – ни одного.
– А уро… – Олег вовремя оборвал слово, – дети с отклонениями у вас рождаются?
– Бывает, – с грустью сказал Илья, – у нас одиннадцать таких.
– И что вы с ними делаете?
– Ничего. Они живут в специальном доме. За ними по очереди ухаживают родственники и те, у кого есть свободное время. Я тоже иногда прихожу с ними поиграть.
Изумлению Олега не было границ, и он остановился.
– Что? – спросил его Илья. – Что-то не так?
Олег ощутил странную боль в груди, от которой почему-то зачесались глаза. В Лакедемоне такое посчитали бы слабоволием, но юноша чувствовал, что потерял ориентиры. Образ жизни, с рождения до вчерашнего дня принятый как единственно возможный, оказался неправильным, дал трещины и рассыпался. Но значило ли это, что у нуклеаров все без изъянов?
– Ничего, – вздохнул Олег и побрел дальше, – в Лакедемоне очень много детей умирает при рождении. Очень много.
– Понимаю. Вы живете, но не выживаете, – произнес Илья с мудрой интонацией, непонятно откуда взявшейся у такого юнца.
Вскоре они вышли на площадь, окруженную со всех сторон многоквартирными домами. В середине ее росли высокие деревья неизвестного вида, выше и пышнее, чем голубые ели, что стояли возле Дворца Собраний в Лакедемоне.
– Это роща Бессущностного, а вон там его монумент, – указал Илья рукой. – Ты ничего особенного не чувствуешь?
Олег посмотрел в ту сторону. Действительно, на постаменте стоял лысый мужчина с бородкой, одетый не то в плащ, не то в какую-то накидку.
– Много у вас монументов, – заметил Олег.
– Да, у этого города много покровителей, – согласился Илья, – а вот дом, в котором я живу. Он весь мой. Но я занял только одну квартиру. Зачем мне больше? А ты если захочешь, сможешь выбрать любую другую, или будем вместе, так веселей.
Они поднялись на второй этаж, Илья открыл дверь.
– Печь разжигать долго и хлопотно, так что, если ты хочешь покушать, то могу дать холодное…
– Нет, не надо, – перебил Олег. – Просто покажи, где можно прилечь?
– Вот, – Илья взял за руку Олега и потащил в темноту. – Ты спи, я приду позже. У нас сейчас ночное бодрствование.
– Что такое «ночное бодрствование»?
– Судья Дрожжин говорит, что у нуклеаров цикл жизни другой. Более длинный, поэтому иногда мы спим ночью, а иногда днем. Но ты, как все старшие, должен спать ночью. Вот и кровать, укладывайся. Могу дать одеяло, хотя ночь теплая.
– А твои родители, здесь? – прошептал Олег, нащупывая подушку.