Метро 2033. Отступник

Шкиль Евгений Юрьевич

– Нет. Мы все живем отдельно друг от друга, – Илья остановился. – Я посвящен Бессущностному, мама из клана Творца, а папа из клана Сказителя.

Олег хотел спросить, что это за странные названия такие, но, уже последние слова Ильи слышались невнятно: события дня хороводом кружились перед глазами, а в отдалении маячили мрачные фигуры трех убитых сограждан. Адская усталость навалилась на сознание, перенасыщенное впечатлениями последних суток. Меньше чем за полминуты, едва спина соприкоснулась с матрацем, новоявленный нуклеар заснул.

* * *

Аня

открыла глаза, чувствуя себя более усталой, чем накануне вечером. Зарешеченное окошко давало тусклый свет, впрочем достаточный, чтобы разогнать мрак в полуподвальном помещении. Сюда ее привели вчера и заперли одну, а куда дели Артура – приходилось только гадать. «Уже день», – сообразила девушка. Настил, на котором она спала, был сложен из коричневых веток, а от жесткого тюфяка неприятно тянуло прелой травой. Аня села, потянувшись. Вчерашний день вспоминался как какой-то дикий сон. Вот она, поддавшись нелепому импульсу, решает отправиться в погоню. Зачем? Сама не знает. Да, ей осточертели гулянки Артура, да, она никак не может родить ребенка, да она ненавидит своего свекра Антона. Но нужно ли было из-за этого очертя голову кидаться в опасную неизвестность?

«Как глупо! – подумала девушка, притянув колени к груди. – Я всегда поступаю глупо!»

Вчера ночью ей было наплевать на свою жизнь, она жаждала смерти для себя и своих спутников. Вчера ночью бытие текло в ином измерении. А что сегодня? Сейчас умирать совсем не хотелось, хотя положение было отчаянным: она фактически предала идеалы Лакедемона. Сознательно повела товарищей в ловушку, сдалась в плен и заставила сделать то же самое мужа. И во имя чего все это? Что изменится в ее жизни? Она научится рожать живых детей? К ней здесь будут лучше относиться, чем в Лакедемоне? Или, быть может, Олег защитит ее? На что она надеялась? На детскую влюбленность парня, который сам среди этих уродов на птичьих правах?

«Лучше бы он мне пулю в голову пустил, а Николай остался жив! Правду отец говорил: баба – дура не потому, что дура, а потому, что баба», – Аня уткнулась лицом в колени.

Вспомнилось пленение и унизительное раздевание перед двумя девками, одна из которых вообще была какой-то черномазой. И еще, сучка, улыбалась, бесстыдно рассматривала ее тело… Дрянь!

Вспомнились глаза Артура – по-по-детскииспуганные глаза взрослого воина. Какой он все-таки трус! Она всегда это подозревала, хотя в Лакедемоне под крылышком у папы можно пальцы гнуть.

Вспомнилось, как их вели, безоружных, по улицам. Как запихнули в этот поганый подвал. Посиди, мол, тут до утра, а завтра разберемся с тобой. Что теперь будет? Пытки? Унижения? Изнасилования? Отец наверняка так и поступал во время легендарных новоазовских походов.

«Валя, Валя…» – почудился Ане хрип умирающего мужчины, тянущего руку к уже мертвой беременной жене. Девушка сморщилась и постаралась отогнать жуткое видение, а потом осмотрелась

внимательнее. Голые стены, пустой потолок, массивная металлическая дверь и толстая решетка на окне, до которой все равно не допрыгнуть. Захочешь повеситься – еще вопрос, как это сделать.

Вдруг послышались шаги.

«Так скоро! Уже пришли мучить? – мелькнуло в голове Ани, вскочившей на ноги. – Ну, посмотрим!»

Скрипнули петли, в дверях показалась девушка. Та самая, бесстыжая черномазая сучка, которая вчера проводила досмотр. Не долго думая, издав яростный крик, Аня бросилась в атаку.

Через несколько минут отчаянной борьбы, буравя взглядом обступивших ее тюремщиц, Аня сидела на полу, прислонившись к стене. Распухшая губа кровоточила.

Темнокожая девушка, присев на корточки, улыбнулась и вкрадчиво спросила:

– Скажи, а у вас там все такие психованные?

Аня заглянула в пронзительно-синие глаза с кошачьими зрачками и недовольно пробурчала:

– Тоже мне доблесть, вчетвером на одну напасть.

– Это мы на тебя напали? – нуклеарка подняла брови. – А по-моему, все было в точности наоборот… у меня, между прочим, теперь плечо болит.

– Так тебе и надо, – надула губы Аня, отчего выражение на ее лице приобрело трогательно-комичный вид.

– Мы еду принесли, – обидчица указала ладонью на разбитую тарелку и раскиданные вареные картофелины возле двери, – теперь ешь с пола или оставайся голодной.

– Ну и ладно. Меня научили спокойно переносить голод и боль.

– Правда? – произнесла темнокожая девушка с наигранным удивлением. – Может, ты не поверишь, но среди нуклеаров это не доблесть. Я тоже могу по нескольку дней не есть.

– Полноправные граждане все равно лучше всяких черных мутантов, – в голосе Ани слышался вызов.

– Меня Каур зовут, – обидчица улыбнулась, обнажив необычайно белые зубы. – А тебя?

– Дурацкое имя, – девушка жаждала разозлить нуклеарку. – Дурацкое отвратительное имя…

В ответ Каур засмеялась:

– У кого? У тебя? Если ты считаешь свое имя дурацким, то назови его, а я скажу так это или нет.

Аня хотела сказать еще какую-то гадость, но, видимо, понимая, что разозлить мутантку не удастся, проговорила с достоинством:

– Для вас всех, я Анна дочь Павла. А рабы имеют только одинарные имена, как твое.

– Анна дочь Павла, – сощурившись, повторила шепотом Каур. – Я запомнила. Никакое оно не дурацкое. Очень даже красиво. Ты зря считаешь свое имя отвратительным.

Аня уже закипала от досады. Она все время пыталась задеть сидящую напротив синеглазку, но та не только никак не реагировала на колкости, но и подшучивала над пленницей.

– А почему у тебя волосы такие короткие и в разные стороны торчат? – зрачки мутантки в полутьме подвала стали округлыми, почти человеческими. – Настоящие люди с двойными именами всегда так неряшливо выглядят?