Меж трех времен
Шрифт:
Нью-Йорк, само собой, стоял в этой очереди первым, и возглавлял список театр, в котором мы сейчас находились, - «Театр Пятой авеню». Программа начиналась с минувшего понедельника: «Семейство Доил... Краус и Раус... Смит, Смит, Смит и Смитики... Вернон и Вера... Баньши за оградой... Мадам Зельда... Голубиная Леди... Джо Кук... Мерлин Великий».
Следующим был «Америкэн» (Лоев), еще один длиннейший список номеров... то же самое в «Колониальном» (U.B.O)... и так далее и так далее, десятки, дюжины номеров варьете, которые представлялись на этой неделе в Нью-Йорке, Бруклине, Бронксе. Но нигде - ни полслова о Тесси и Теде. После Нью-Йорка в алфавитном порядке шли программы представлений, сыгранных в минувший понедельник в Атланте,
Список продолжался на второй странице, на третьей: сотни и, как мне казалось, тысячи номеров варьете, которые представляли публике всю эту неделю по всей территории Соединенных Штатов; все это и прочесть-то было невозможно.
– Ну как, нашли?
– В Нью-Йорке их нет.
– Я протянул ей газету.
– Можете оставить себе, если хотите. Я ее уже прочла.
– Я и представить себе не мог, что существует так много номеров варьете. Хотел бы я посмотреть их все.
– Ну, вряд ли вам это пришлось бы по вкусу. Здесь ведь только первосортные номера, которые дают два-три раза в день. А еще есть второсортные номера, их куда больше: семь, а то и восемь представлений в день. Сущий кошмар, уж можете мне поверить. Есть и средние второсортные номера - четыре-пять представлений в день.
– Говоря это, она подалась к зеркалу, повернула лицо так и этак, выпятила челюсть, пристально изучая себя.
– А еще большие второсортные, малые первосортные, средние первосортные, большие первосортные...
– Голубиная Леди засмеялась, глянув на мое отражение в зеркале.
– Я, конечно, шучу, но, между прочим, во всех Штатах театров варьете что-то около двух тысяч, и стало быть, самых разных номеров там полным-полно, а в большинстве своем такие, что лучше бы вам никогда их не видеть. Нью-Йорк, само собой, снимает сливки, так что если вам нравится варьете, вы приехали куда надо. Вы уверены, что эти люди будут выступать в Нью-Йорке?
Я кивнул.
– Ну что ж.
– Она последний раз глянула в зеркало, затем погасила свет над ним и поднялась, чуть наклонясь вперед, чтобы расправить платье.
– Я сейчас еду домой, то есть в пансион, где поселилась, когда приехала в Нью-Йорк. Если пожелаете меня сопровождать, может, и найдете там кого-нибудь, кто слыхал о ваших Тесси и Теде.
– Охотно, - отозвался я. Она приподняла край полотна, укрывавшего клетки, и тут же послышался шорох крыльев.
– Спокойной ночи, цыплятки, - сказала Голубиная Леди, и мы вышли из гримуборной. Выйдя из театра, она сразу направилась к поджидавшему у тротуара двухколесному экипажу.
– Добрый вечер, мисс Бут, - приветствовал ее кучер.
– Добрый вечер, Чарли. Сегодня едем прямо к родным пенатам.
Она взобралась на сиденье, а я обежал экипаж и сел с другой стороны.
Кучер щелкнул языком, выводя из задумчивости свою лошадь, дернул вожжами, и мы выехали на Двадцать восьмую улицу, направляясь на запад.
– Терпеть не могу автомобилей, - сказала Голубиная Леди.
– От них такая вонь.
– Это верно, но ведь кони тоже пахнут довольно крепко.
– Зато приятно.
– Угу.
– Я и сам всегда был такого мнения.
– Мне нравятся двухколесные экипажи. Они такие славные и неторопливые, можно всласть поглазеть по сторонам.
– Подумать, если есть охота. Как вас зовут?
– Саймон Морли. Сай.
– Отлично, Сай. А мое имя - Мод. Мод Бут.
Экипаж процокал по брусчатке под станцией надземки на Шестой авеню, свернул на Седьмую, и в эту минуту, должно быть, мое лицо выдало мои чувства, потому что впереди высилось во всем своем великолепии здание Пенсильванского вокзала. Я передвинулся вперед, чтобы получше рассмотреть вокзал, сиявший в ночи огромными высокими окнами.
– Красивый, правда?
– спросила Мод Бут, и я с жаром закивал, соглашаясь с ней.
– Я недавно заходила внутрь, - продолжала она, -
– Я вновь кивнул; экипаж проезжал как раз мимо вокзала, и я повернул голову, следя, как уплывает назад его новенький, с иголочки, белый силуэт.
Где-то в районе Тридцатых улиц мы свернули на запад, в длинный квартал четырехэтажных домов из красновато-бурого песчаника, похожих как близнецы. Экипаж остановился перед одним из этих домов, под фонарем, и я подался вперед, намереваясь расплатиться. Мод замахала на меня руками, и я выбрался из экипажа под свет фонаря, чтобы помочь ей сойти на тротуар. Двое мужчин в свитерах с пуговицами и кепи сидели на ступеньках крыльца и наблюдали за нами: один пожилой, почти старик, другой на вид лет сорока.
Экипаж зацокал прочь, а Мод спросила у мужчин, сидевших на крылечке:
– Кто-нибудь из вас слыхал о таком номере: Тесси и Тед?
Они подумали, затем дружно покачали головой.
– Знавал я когда-то Тесси Берне, - сказал старик.
– Берне и Берне, номер назывался «Пожар в доме». А вот насчет Тесси и Теда не слыхал. Что у них за номер?
– Пение и танцы. Это Сай - он их разыскивает. Сай, это Джон, разговорный жанр. А это Бен. Он акробат, а акробаты вовсе не умеют разговаривать.
– Мужчины дружно засмеялись и обменялись со мной рукопожатием.
– Здесь еще и другие появятся, - продолжала Мод, - наверняка кто-нибудь да слыхал о Тесси и Теде. Мне так уже сдается, что я их знаю.
Она поднялась к двери. Старик, которого звали Джон, обратился ко мне:
– Присаживайтесь, Сай, в ногах правды нет.
– И я уселся посередине лестницы.
– Это что у вас, «Вэрайети»?
– Он кивнул на карман моего пиджака.
– Вы не против, если я одолжу посмотреть?
Я протянул ему газету, и он спросил у Бена:
– Ты еще не видел вот это?
Бен покачал головой.
– Ну, ты знаешь Ламонта из номера «Какаду Ламонта»?
– Ага, знаю, я с ним как-то вместе выступал в Де-Мойне. Номер с птицами. Шумные твари, горлопаны, не то что у Мод.
– Так вот, Ламонту и самому пришлось пошуметь вот здесь, в «Вэрайети».
– Джон вынул из кармана рубашки старомодные очки с узкими овальными стеклами и нацепил их на нос одной рукой.
Из дома появилась молодая хорошенькая женщина в шлепанцах и длинном узорчатом кимоно с широкими японскими рукавами; присев на верхней балюстраде, она извлекла из кармана кимоно вязанье и принялась за работу.
– Долорес, это Сай, - сказал Джон. Женщина в кимоно одарила меня прекрасной улыбкой, и я кивнул в ответ, стараясь не остаться в долгу. Джон поднял повыше газету и подбородок, повернувшись спиной к фонарю, чтобы его свет целиком падал на страницу.
– «Нью-Йорк, Нью-Йорк, - прочел он вслух.
– В прошлом номере «Вэрайети» мистер Джордж М.Янг поместил обзор программы Кита, Филадельфия, где был упомянут некий номер, показанный в «Виктории», каковой либо является копией номера «Какаду Ламонта», либо затруднительно понять, как могут быть столь схожими два различных номера с птицами. Полагаю, что мистер Янг совершил большую ошибку, сравнивая какой бы то ни было номер с «Какаду Ламонта». Какаду Ламонта совершают кувырки назад, раскачиваются и делают прочие трюки, каких нет ни в одном номере с птицами. Птицы Ламонта, в количестве пятьдесят штук, все превосходно обучены, в то время как номер, упомянутый в обзоре, имеет всего трех птиц и только один трюк, который есть и у Ламонта, т.е. трюк с колокольчиком. Однако у Ламонта трюк с колокольчиком не является основой всего выступления, как в упомянутом номере. В сущности, этот номер не имеет абсолютно ничего общего с номером Ламонта. Он похож на множество прочих, уже существующих номеров с птицами. Исполнители его только делают вид, что превосходят Ламонта, однако не в силах достичь выдающихся результатов труппы «Какаду Ламонта». «Подписано: Ламонт».