Между честью и истиной
Шрифт:
– Но мы и так...
– начал было Иван Кимович, но был прерван жестким взглядом старика.
– Да какая разница, что так, что этак. Власть всегда слабее армии, запомни хоть теперь. Ей помощь всегда нужна. Даже если ты уже полудохлый, предложить должен. И если примет, надо костьми лечь, но выполнить, на то ты и офицер. А вы что? От забора и до обеда? Если ты так с женой себя ведешь, какой это, к черту, брак?
– Батя, но наместник же, - произнес Иван Кимович.
– Не президент, не диктатор даже. Наместник чужой империи.
Старик коротко поморщился,
– Край фактически колония. Не криви рожу, ты сам это знаешь. И в мае он, - местоимение батя выделил голосом, - внятно показал, что "колония" не равно "оккупированная территория". Если он восемь лет готовил летние суды, то это только начало. Потом будут процессы у них там. По итогам приоритеты пересмотрят, и почти наверняка задним числом. Своих он не пожалел, а местных пока не тронул, но то пока. Сам догадывайся, как ведомство выглядит в этих обстоятельствах.
– Да что догадываться...
– вздохнул Иван Кимович.
– И все чистки спишут на вас, учти. Ищи возможность восстановить репутацию ведомства. Или жди расформирования службы или полной замены вас, дармоедов, на гостей.
– Не понял?
– сказал подполковник растерянно.
– А чего тут непонятного. Их ребятки в сером спрашивать умеют не хуже вас, в прошлогодних процессах они это хорошо показали. Однако после приостановки чисток они все дружно собрались и махнули в Мурманск, заниматься теплицами и браконьерством в территориальных водах. А вы где сидели, там и сидите.
– Понял...
– Иван Кимович вздохнул.
– Спасибо за беседу.
– Иди уж, позорище мое, - досадливо вздохнул старик.
– Дверь прихлопни как следует.
И Иван Кимович пошел.
Девятого числа Хайшен снова допрашивала маркиза да Шайни, и Полина опять присутствовала при этом.
После краткого приветствия и необходимых формальностей типа "как ты сегодня?" - "достаточно хорошо, чтобы отвечать тебе", досточтимая решила задать все неприятные вопросы сразу.
– Итак, маркиз, - с улыбкой сказала она, - чем же тебе помешал этот маленький парк с зубрами? Или они бизоны, я так и не поняла...
Маркиз свел брови, то ли хмурясь, то ли морщась.
– Ты не понимаешь, досточтимая. Прекрасные гордые звери, свободные и дикие - и эта зависимость от клочка сена из человеческих рук, это редколесье, сырое и мрачное, эта раскисшая земля под их ногами... Я убивал не всех. Только тех, кто не хотел уходить от людей.
"Держи лицо, звезда моя, - сказала себе Полина, - держи лицо. Это то самое средневековье, которое ты видела в их исполнении еще в шестнадцатом году. Такие у них представления о свободе и чести". Собравшись, она посмотрела на маркиза и оценила его состояние. Он был ничего, даже молодцом. Дав Хайшен знак, что можно продолжать, она снова принялась собирать нервы в кучу.
– Хорошо, - сказала дознаватель.
– А цирк?
Маркиз совсем заметно поморщился.
– Ты не знаешь, как тут учат животных. Знай ты, как знаю я, ты встала бы рядом со мной.
–
– А дворец музыки? С ним что было не так?
– Это глупая случайность, - вздохнул маркиз.
– Ошибка контроля из-за этих таблеток, достанься они старым богам.
– Эрмитаж, насколько я понимаю, тоже стал жертвой ошибки контроля?
– тут же спросила дознаватель.
Маркиз молчал целых три вдоха, и лицо его за это короткое время стало очень холодным. Зол, как сто чертей, поняла Полина. Но ответил он очень вежливо и даже мило.
– Досточтимая, я был там вечером накануне, это правда. Но пожар начался в пять утра, я в это время был занят. Я мог бы сказать слово "спал", но это правдой уже не будет. Мне очень жаль, что за меня некому свидетельствовать, если только эти, с Марсова поля, согласятся дать показания. Из спальни я не выходил с полуночи и до семи утра, а возможность призвать огонь мне тогда еще была доступна, но на таком расстоянии я с этой задачей уже не мог справиться в те дни. В начале той осени, чтобы поджечь здание, мне нужно было бы подойти к стене вплотную.
Полина видела, что маркизу, кроме всего остального, мучительно стыдно говорить это, но он отвечал настолько дружелюбно, насколько мог. Она вдруг заметила, что рада знать о его непричастности хотя бы к этому варварству
– Понятно, - подвела итог Хайшен.
– Теперь последний вопрос, маркиз. Работорговля. Похищение твоими гвардейцами и вассалами свободных людей. Их продавали, как вещи или скот, по нашу сторону звезд. Не как сайни, маркиз. Как квамов, по весу.
– Что?!
– да Шайни едва не подскочил с места.
– Да лучше бы они меня самого убили.
– Я понимаю твои чувства, - ровно сказала Хайшен, и Полина про себя усмехнулась: как же саалан быстро учатся. Дознаватель слышала от нее это выражение не больше трех раз - и вот, пожалуйста. Хайшен тем временем повторила вопрос в другой форме.
– Но у тебя есть предположения, кто мог распорядиться об этом и кто получал выгоду?
– Не моя семья точно, - уверенно ответил маркиз.
– Вейен мне шею свернет за это. Если раньше меня не прирежет мать. Впрочем, - он усмехнулся, - вряд ли они станут марать руки. На это есть назначенный палач.
– Вдруг он развернулся к Полине.
– Мистрис Полина, я хочу спросить тебя.
– Я отвечу, если смогу, - сказала она, убирая удивление как можно дальше. Ей-то казалось, что она не более заметна, чем стул или подоконник.
– Сможешь, - уверенно сказал да Шайни.
– Я заметил сложные чувства на твоем лице, когда отвечал об Эрмитаже. Что тебя обрадовало и что вызвало твою досаду? Или, может быть, гнев, я не понял.
Вдыхая, чтобы ответить, Полина заметила себе, что там, в Большом Саалан, ей придется держать лицо очень хорошо.
– Я была рада узнать, что к разрушению хотя бы этой нашей святыни лично вы непричастны, Унриаль. И раздосадована тем, что если это так, то виновен наверняка кто-то из моих соотечественников.