Между честью и истиной

Аусиньш Эгерт

– Если речь об этом пойдет, - произнесла она, чуть наклонившись к девушке, - то в живых вообще останется только Хайшен. Может быть. Если ей повезет. Кроме тебя, однако, я никого из участников разговора здесь не вижу. Все трезвы и заняты по уши.

– А ты чем занята?
– с кривой усмешкой спросила Алиса.

– Выполнением просьбы наместника, - предельно официальным тоном ответила Полина, повернулась к Алисе спиной и пошла на сцену.

– Гвозди бы делать из этих людей, - вполголоса хмыкнул Киса.
– Я думал, она ей с ноги засадит, не знал, держать или отходить. И про стихи прямо даже

интересно, это у нее свое или что-то из памяти под градус на язык вынесло.

– Да какой там с ноги, - отмахнулся Болтун.
– Не видишь - побрезговала. Не любит она истерик.
– И тут же обратился к подошедшей Полине.
– Что делать-то будем? В смысле - что играем, что поем?

– Мальчики, я намерена обнаглеть, - решительно сказала Полина.
– Программа такая, - и перечислила восемь названий, от которых у Болтуна сами собой распахнулись глаза.

– Ну первое, допустим, я даже не слышал ни разу, - сказал он медленно.
– Со второй есть шансы справиться, если Киса не лажанется. Она же, как третья и четвертая, вообще классика. Тут у нас полная свобода действий. Но я не представляю, как можно было за восемь лет трансляций Сопротивления их ни разу не услышать хотя бы по радио.

Полина посмотрела на него очень внимательно. Он осекся под ее взглядом и неохотно признал:

– Ну да, заврался... Ладно, продолжаем. Дальше ты, видимо, планируешь свой выход, хотя, на мой вкус, то, что ты затеяла - это странный ход.

– Я это делала, - спокойно сказала Полина.
– Правда, давно. Партия там несложная, просто надо забыть, что это по идее с оркестром пелось.

– Ну хорошо, допустим. Дальше, я так понимаю, отдуваться мне.

– Нет, - уверенно сказала Полина.
– Отдуваться будет Киса. А вот после него уже ты. А потом опять все вместе. И вот на этом мы программу и закончим. На сегодня у меня новостей больше нет, завтра буду как обычно, а вечером понедельника начнем.

Болтун посмотрел на Полину с кислой миной. Киса заржал и прокомментировал:

– В тот вечер разница между дерзостью и наглостью была дана ему во всей полноте ощущений... Извини, если что.

Проходя к выходу, Полина заметила, что Алисы в баре уже нет. У самой двери она достала комм и отстучала Сержанту сообщение с вопросом, в казарме ли девушка. Ответ она читала уже на улице. "У досточтимого" - написал Сержант. Полина кивнула, сунула комм в карман куртки и очень быстро пошла на территорию резиденции. Опаздывать на урок с князем было бы верхом невежливости. Когда она вошла в зал, Димитри уже был там и задумчиво рассматривал столешницу, так и оставшуюся на полу с прошлых занятий.

– Я вот что думаю, дружок, - проговорил он, - а если бы это был полноценный стол?

– У тебя еще будет шанс узнать это, - пообещала Полина.
– Но пока давай сделаем нечто обратное привычному.

– Что же?
– улыбнулся Димитри.

– Используем весь остальной зал, - невозмутимо ответила женщина.
– Только с некоторыми оговорками.

– Четыре... э... фарватера и центр, да?
– догадался Димитри.

– Круга, - наконец улыбнулась Полина.
– Четыре круга и центр. А также правила перехода из круга в круг.

Драки для меня не нашлось бы, даже сорвись я в Приозерск.

Бывают такие дни, когда все наперекосяк. Я подумала и пошла к Нуалю. Сказать ему... ну а что я могла ему сказать? "Я не против, чтобы меня разменяли, в конце концов, это часть договора, но понимаешь, в этот раз никак не поймать кураж, и от этого тоска" - это, что ли? Так при одной мысли смешно. И я сделала единственно верный выбор: сказала ему об ощущениях и желаниях прямо здесь и теперь. Что виски как-то не зашел и вообще там репетируют, и что очень хочется подраться, но не с кем.

– Слишком длинный выходной, - понимающе закивал он и заварил мне чай, набухав туда столько мяты, перца и чего-то лимонного, что у меня полезли на лоб глаза после второго глотка.

Еще минут через десять я поняла, что я омерзительно трезва и хочу жрать, как слон. Ну, как бегемот, может быть. И мы с досточтимым пошли искать, чем бы меня покормить. В столовой, уже закрывавшейся, нашелся салат, рыбные котлеты, какао и пончики, и нам все это выдали. Нуаль тоже перекусил, глядя на меня - и ничего не говорил. К концу ужина я клевала носом, и головы хватало только на то, чтобы понять, что в чаек он мне насовал никакую не мяту и перцем эти горошины не были, да и лимон какой-то не лимонный, и все это вместе, несмотря на отрезвляющее действие, дивной силы снотворное.

– Досточтимый, - проговорила я едва не по слогам, - а что ты меня раньше этим чаем не угощал?

– Угощал, - ответил он с какой-то печальной улыбкой.
– Сегодня он в первый раз подействовал, как нужно.

В это же самое время Иван Кимович беседовал с человеком, которого он называл Батей. Разговор напоминал жесткую трепку, но подполковник был благодарен за то, что тема вообще обсуждалась хоть как-то.

– Вы до сих пор так и не почесались присоединиться к обеспечению защиты края от фауны, Иван.

– Батя, а как?
– недоуменно спросил подполковник.
– Вот как? В крае полно якобы прессы, причем все персоналии как на подбор, аж сам Аусиньш отметился. Их без внимания оставлять? Так мы один раз попробовали, репортаж от двадцать восьмого ноября помнишь?

– Почему ты хотя бы просьбу не подал?
– спросил Батя с какой-то тихой досадой.

– Я один?
– удивился Иван Кимович.

– Один бы не остался, будь уверен, - Батя раздраженно махнул рукой.
– А если даже и так, получил бы перевод, все позора меньше.

– Батя, как хочешь, но выходило шило на мыло.

– А ты проверь, - тяжелый взгляд старика пригвоздил подполковника к месту так, что он, как в лейтенантские годы, не смел шелохнуться на жестком стуле в маленькой кухне.
– Сейчас подай просьбу, получи законных... и посмотри, что дальше будет. Кстати, Иван, это твой почти единственный шанс человеком выглядеть.

– Почему?
– осмелился подать голос Иван Кимович.

– Ванька, чему я тебя учил?
– вздохнул Батя.
– Плохо, видно, учил. Власть для армии - всегда женщина. Жена. Когда верная, когда не очень, но жена. И помощь предложить ты обязан, даже если знаешь, что сама справится, даже если уверен, что в ответ матом пошлют. Но не предложить помощь женщине, которую ты обещал защищать, - позор для мужика. А для офицера - двойной позор.